За стеклом - [122]
— Извращенцам вроде тебя место за решеткой! — возопил он, но тут же примолк: дверца внезапно открылась, отбросив Фрэнка на шаг назад. И тогда старик предстал перед нами во всем великолепии: в усыпанном блестками наряде с юбкой по колено, с подобранными в тон сандалиями на ремешках и с обильным макияжем на лице. Старичок впервые покинул тихую гавань, вооруженный сумкой на ремне и каким-то электроинструментом, нацеленным прямо в грудь нашему домовладельцу.
— Боже ты мой! — Мой брат мертвой хваткой сжал мне руку, тогда как Фрэнк замер на тротуаре. — Эта штука стреляет гвоздями!
Я уже собиралась закричать, но Кензо меня опередил: неистовый кошачий вопль донесся до нас из дома. При подобных же обстоятельствах, вспомнилось мне, мы и свели с японцем первое знакомство. В то же время моим вниманием завладел еще один звук — жалкая пародия на шум мотора, тем не менее довольно быстро нараставший.
— Кензо? — произнес Фрэнк Картье, не отрывая взгляда от странно одетого старика, держащего его на мушке. — Бегом сюда!
— Не делайте этого! — взмолилась я. — Опустите оружие!
— Циско! Вернись!
Выпрямившись, я метнулась к забору и вскарабкалась наверх, прежде чем Павлов смог задержать меня. Еще не успев толком все обдумать, я громко призвала маньяка к состраданию, и прицел гвоздемета повернулся в мою сторону. Державший его старец выглядел напуганным и смущенным таким вниманием к своей персоне. Для человека явно за семьдесят он был в хорошей форме, но совершенно внезапно мне показалось, что он чувствует себя не так уж и комфортно в своем женском платье.
— Спокойно, дедуля! — Я как раз пыталась справиться с истерикой, когда рядом со мной оказался Павлов. С высоко поднятыми руками мы просили враждующие стороны успокоиться, но нарастающий хаос заглушал наши призывы. Кензо по-прежнему вопил и грохотал чем-то в доме, а настойчивое гудение с каждой секундой нарастало; могло показаться, что кто-то сверлит дыру в ночной тьме. Все еще хлестал дождь, и никто не удивился, когда Картье воспользовался удобным моментом, чтобы удрать: Фрэнк развернулся на тротуаре, надеясь пропасть в темноте, но застыл на месте, увидев, что надвигается прямо на него. Мопед. Какой-то рассыльный, спешащий сюда на всех скоростях. Это Слим добрался домой! Фрэнк прикрыл глаза локтем, но луч единственной фары уже успел ослепить его.
— Тормози! — завопил мой брат.
Это было красиво. Слим бросил руль в одну сторону, свое тело — в другую, и мопед заскользил вперед под визг покрышек, чтобы остановиться прямо перед нашим домовладельцем. Внезапно оказавшись меж двух огней, Фрэнк верно оценил ситуацию. Прямо на него шагал старик с гвоздеметом наперевес; костюм его уже размок под дождем, но он неумолимо приближался, словно гибрид двух Квентинов — Криспа [26] и Тарантино.
— Держись от меня подальше, слышишь? — Картье повернулся к Слиму, потом развернулся опять, в такой панике кружа на месте, что поясок его халата развязался, но он даже не заметил. Нащупав за спиной калитку соседнего дома, Картье, хныча, бросился к двери.
— Впустите меня! И побыстрее! Пожалуйста!
На втором этаже был зажжен свет, хотя, с другой стороны, он вечно там горел. Наш домовладелец, похоже, не собирался отступать, тем более что над его головой только что просвистел гвоздь, вонзившийся в прогнившую дверь.
— Нет! — Обернувшись крутом, Картье увидел у калитки свой худший кошмар, медленно к нему приближавшийся. Фрэнк лихорадочно рылся в карманах, пытаясь нащупать что угодно, только не фисташки. Раздался звон, и он выудил связку ключей. Быстренько перебрал их, прежде чем, обернувшись, попытался отыскать скважину. Картье громко всхлипнул, когда очередной гвоздь чуть не угодил ему в руку, но затих, стоило двери приоткрыться изнутри на какой-то дюйм. Я не видела, кто стоял за дверью, но, судя по тому, как вытянулось у Фрэнка лицо, он пережил сильный шок. Связка ключей выпала из пальцев. Он оглянулся, и я впервые различила в его глазах страх. Ему пришлось выбирать из двух зол, и, похоже, он счел меньшим гвоздемет. Картье явно приготовился к решающему поединку с уже входившим в калитку стариком и даже затянул пояс на халате, стремясь сохранить достоинство в этом последнем сражении. Но затем он попятился, а дверь за его спиной приоткрылась шире, чтобы всосать его. Лишь на самом пороге Фрэнк покачнулся и на миг поймал мой взгляд, прежде чем утонуть во тьме со склоненной долу головой. Бог знает, кто стоял за дверью, но захлопнулась она с такой нечеловеческой силой, что я засомневалась, правильный ли выбор сделал наш домовладелец. Тем более что противник, заставивший его сгинуть, уже опустил оружие.
— Кому из вас знакомо имя Мисти Вентура? — спросил старик и так быстро развернулся к нам, что подол его юбки взметнулся, открыв колени.
— Ему! — выкрикнул Павлов, показывая на Слима. — Мой приятель души в ней не чает.
Я не видела, чтобы Слим вынимал ключ из замка зажигания, но мопед под ним внезапно умолк. И тут я поняла, что больше не слышу возни Кензо. Вообще ничего больше не было слышно. Ни дождя. Ни ветра. Ни грома. Ничего. Словно в этот миг всех нас накрыли большим стеклянным колпаком, оставив наедине с опасным безумцем.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.