За старшего - [101]

Расти закрыл и выбросил окошки «Адам в России», «случайные инциденты» и «угрозы Неушевым третьего порядка».

Отвлекаться на Константина Яковлева смысла не было. Он (вернее, неопознанный мужчина 25–27 лет, среднего роста, спортивного телосложения, причина смерти — несовместимые с жизнью травмы, полученные в результате падения с большой высоты, особые приметы — на правом боку след пулевого ранения полугодовой примерно давности) так и лежал в дальнем отсеке чулманского морга, дожидаясь тихого погребения по истечении установленного законом срока. Опознать его никто не соберется. Подельники были аккуратно рассованы по разным помещениям здания, скрытого во дворе чулманского Дворца правосудия. Шелехов, тоже с дыркой в боку, зато живой и опознанный, отходил после операции в зарешеченной палате хирургии. Филатов разглядывал потолок одиночной камеры. Забыхин, после особенного буйного приступа раздражения обколотый сибазоном, медленно вращал глазами и пытался скрипеть зубами. Расти выковырнул из «звездочки» Глухова и замкнул оставшихся окошком, которое снес.

Фигурку Глухова Расти, поколебавшись, принял на хранение в долгом ящике. Глухов, насколько понимал Расти, сейчас находился в паре сотен километров от Чулманска и, скорее всего, садился в поезд до Москвы — а оттуда отпрыгнет в самое глухое и безопасное место мира. Дорога ему пухом. Из всех сетей и ото всех контактов Глухов ушел надолго, но вернется. Рано или поздно. Так или иначе. Коммуникативный профиль, в том числе сетевой, составлен. Месяца через три проверим.

Расти вернулся к проплешине, оставшейся после сноса «звездочки». Рядом, как раз во Дворце правосудия, несчастная красавица Новикова вместе с неудачливым болельщиком Газизовым по пятому кругу пересматривали ролики, на которых Вячеслав Забыхин, даже не мечтающий о сибазоне, кривясь, излагал подробности организации и совершения убийства Фираи Неушевой и попытки убийства Юлии Большаковой, а также мошенничества с целью овладения имуществом «Потребтехники». Терзали несчастных следаков и письма, присланные Расти на ящик Артема Терлеева. В письмах были перечислены связи «звездочки» с заказчиками и местными пособниками, включая номера задействованных телефонов. К тексту прилагались ссылки на файлораздачи с записями прослушки «звездочки», расширенными вариантами роликов и некоторыми рабочими материалами к ним. Очевидные соображения о том, что где-то могут храниться и другие копии, не говоря уж об оригиналах записей, должны были стимулировать розыскную способность Газизова с подчиненными. Ну и неспособность завешивать дело на середине.

В Газизове-то Расти почти не сомневался. А вот разные добро- и недоброжелатели, наблюдатели и вершители, следившие за чулманскими потягушками и перестрелками с обоснованным интересом, при таком раскладе должны были устремиться к скорейшему и непыльному доведению дела до победного конца, рассадке стрелочников и переходу противоборствующих сторон в привычное состояние пусть вооруженного, но нейтралитета.

Воюющие стороны, насколько мог судить Расти по косвенным признакам и слабым сигналам, в это время как раз заседали где-то в ближнем не всем Подмосковье, пили что-то благородное — в их понимании благородства — и вели беседы, оценивать которые следовало с той же оговоркой. Непосредственной угрозы Неушеву они пока не представляли, так что не страшно.

Зато Артем Терлеев был по-прежнему страшен, но сейчас еще и сосредоточен. Он спокойно выслушал новости о штурмах, задержаниях и признаниях, рассеянно порадовался тому, что комитет оплатил ремонт и перегон машины в Чулманск, облегченно попрощался с гостями и снова побрел этажом ниже, в реанимацию. Первый раз Терлеева не пустили дальше стола дежурной сестры, второй раз он прорвался к палате Большаковой. Успех следовало развивать. Пусть. В сказки про Спящую красавицу и волшебный поцелуй Расти последние лет сорок не верил, но чужую веру уважал.

Расти собрал в кучу следаков, чиновников, высокотехнологов, инновачечников — всех, кто проходил по разряду «угрозы Неушевым второго порядка», — и снес. Вопрос закрыт. Пусть обсуждают параметры нейтралитета дальше.

Было опасение, что несчастная «Потребтехника» в параметры снова впишется слишком криво. Но тут Расти ничего поделать не мог. Сабир-абый сам должен отковать свое счастье в нужной форме и сам решить, как, зачем и с кем он будет развивать завод. Как и зачем, в принципе, понятно: Неушев, в конце концов, бизнесмен, а выпуск «Морригана» здесь и сейчас представлялся сугубо выгодным и перспективным предприятием.

А вот с кем — касается и Еремеева, и Захарова, и даже Шестакова. Впрочем, Шестаков уже определился. Он отошел наконец от LastMinuteCleaner, к которому оказался гипервосприимчив (секретарша Шестакова, получившая такую же дозу неделей раньше, когда Расти ставил «жучки» в кабинете директора, пришла в память и чувства в совершенно штатном режиме) и сейчас сумрачно бродил по пустой служебной квартире, пытаясь сообразить, все ли вещи уложил в чемодан. Сообразить было несложно, учитывая, что вещей у Шестакова исторически почти и не водилось. Пара костюмов, пучок рубашек, мыльно-рыльные принадлежности, три кредитки да пара грошовых безделушек, привезенных заботливой дочкой из Европ. Цену им Шестаков знал, но расстаться не мог.