За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге - [24]

В конце концов Петька так и решил: бежать с другом в тайгу и не возвращаться до тех пор, пока не будет сделано серьезное геологическое открытие. А как только открытие совершится, вернуться в Кедровку и заявить о нем в лагере. Пусть тогда Верочка потанцует, пусть напишет в город. Ни один умный человек слушать ее не станет. Где это видано, чтобы судили победителей? Тем более таких, которые делают открытия для государства.

Колю решение приятеля обрадовало. Он тут же заявил, что в тайге всяких руд и полезных камней — пруд пруди.

Оставалось только ударить по рукам и приступить к сборам.

Однако в последнюю минуту Петька заколебался.

— Ага! А как быть с родителями? У меня ж мать не такая, как твоя злюка. Да еще и больная. Если узнает, что я сбежал, помереть может.

Столь веский довод Колю, кажется, озадачил. Тем не менее, подумав, он нашел выход и тут.

— А ты напиши отцу. Ну да! Верке не говори, а ему сообщи: ушли, мол, на пасеку… Принести бумаги?

Сочиняли письмо минут десять. Зато получилось оно что надо — короткое, деловое и серьезное.

«Здравствуй, папа! У меня все в порядке. Я жив и здоров. Только разругался с вожатой и решил бросить лагерь. Ты не удивляйся и маме про мое решение не говори. В нашем несчастном лагере только и остается, что беспрестанно есть да поправляться. Ничего интересного вожатая с ребятами не делает, а грызет всех с утра до вечера. Я и решил убежать из отряда. Если Вера напишет вам, что я пропал без вести, ты ей не верь. Просто мы с одним мальчишкой с недельку побродим в лесу, а потом отдохнем и на пасеку. Искать меня, когда ты приедешь, надо будет не в лазере, а в тайге у Матрены Ивановны Турыгиной. Она пасечница. Дорогу к ней в Кедровке покажет всякий.

Вот и все. Большой привет маме. Не ругайся».

Письмо должен был опустить Коля. Решили еще, что Коля возьмет Петькины деньги, соберет все необходимое для путешествия и утром спрячется в кустах за конюшней. Петька же, которому предстояло дежурить по лагерю, будет следить за Верой и, как только подвернется удобный случай, прибежит к товарищу.

О заготовке провианта, малыше, брошенном на произвол судьбы, и спешном бегстве из деревни

Побег! Мало ли на свете романов и повестей, в которых рассказывается про то, как мальчишки удирают из дому? В одной такой книжке десятилетний Гек Финн, например, обманывает пьяницу отца и пускается в лодке вниз по реке, в другой — легковерный барабанщик отправляется путешествовать со шпионом, а в третьей — целая компания гавриков забирается на пароход и решает плыть в жаркие страны.

В жизни подобное случается, конечно, реже. Обычно мальчишки, сочинив грандиозный план, неделями собирают сухари, запасают снаряжение, деньги. А когда дело доходит до побега, обстоятельства вдруг мешаются. Какой-нибудь Степка или Гришка стыдливо заявляет, что ему жалко маму и что он ехать не думает. Степкин дружок некстати вспоминает про билет, купленный в кукольный театр, а Гришкин брат, не мудрствуя лукаво, объясняет, что дома собрались стряпать пирог с курагой и что бежать, не отведав этого пирога, просто глупо.

Если бы Коля с Петькой имели на раздумье двое-трое суток, их план, наверно, постигла бы та же участь. Но времени у заговорщиков было в обрез. В довершение ко всему в тот же день произошли события, которые не только не поколебали намерения друзей, а, наоборот, укрепили их еще больше.

На вечерней линейке выяснилось, что Юрка, говоривший о коварных замыслах вожатой, не соврал. Вера во всеуслышание объявила о своем решении и даже показала конверт, в котором лежало злосчастное письмо. При этом, правда, было сказано, что конверт опустят в почтовый ящик не сразу, а лишь после очередной провинности Луковкина. Но кто не знает, что такую провинность подстеречь проще простого?

Что касается Коли, то ему после разговора с Петькой суждено было пережить новую трепку. Сходив после работы на огород и обнаружив, что сыновья забыли полить капусту, Степанида на обратном пути выломала для них длинный ивовый прут. Андрюшка, заметив это, с перепугу забился под кровать да так и прохныкал там, пока не заснул. Коле же улизнуть не удалось, и он чуть не до полуночи ворочался на постели, растирая бока и спину. Разве такое не обидит?

Утром, притворившись спящим, Коля не слезал с печи, пока мать не ушла. Зато, услышав скрип калитки и убедившись, что во дворе никого нет, времени уже не терял — скатившись с печи, разыскал в кладовой старый солдатский вещмешок и котелок с кружкой, смотал на палочку две лески с крючками, приготовил одежду, спички.

Труднее оказалось купить провизию. Сделать это хотелось так, чтобы ничего не заметили ни соседи, ни знакомые. В магазине же, как нарочно, все время толпились тетки. Одной приспичило с утра отмерить ситцу, другой потребовалась селедка. Кто-то еще просил перцу, соли.

Покупательницы схлынули только к половине десятого. Коля сделал озабоченное лицо и переступил через порог.

— Дядя Гриша! Дайте две булки хлеба и триста грамм барбарисок. И еще банку сайры да печенья.

Продавец взял деньги, но вдруг подозрительно глянул на мальчишку.

— Эге! А зачем тебе сразу две булки? То брали одну на два дня, и то…