За секунду до взрыва - [7]

3. Уроки

На следующей остановке водитель заявил, что по техническим причинам вагон дальше не пойдет, и мы с толпой выбрались на улицу. До гимназии было уже недалеко, и оставалось немного времени до начала уроков. Казалось, прошла целая жизнь, а мы даже еще не опаздывали. Я не спросила Александра про диск, мне вообще не хотелось разговаривать. Он заговорил сам:

– Теперь ты понимаешь, почему я волосы отращиваю? Ненавижу этот мужественный стиль «а-ля гер ком а-ля гер», к черту! Детей убивают.

– На Рыбной тоже были дети, по которым с Круглого холма, – сама не зная почему, я повторила слова женщины из трамвая.

– Дался всем этот Круглый холм! – вскипел Александр. – Здесь-то не с Круглого холма. Надо быть полным идиотом, чтобы поверить, будто у казино на Возрождения русские снайперы. Ты ведь не идиотка? Зачем чужую чушь повторяешь?

Брат так сильно разозлился, что сделался похож на мальчишку – отчаявшегося, обиженного, одинокого. Мне стало жалко его. И все же, если не русские снайперы, то кто же стрелял по нашему трамваю? Я хотела спросить об этом, но передумала. Еще успею.

Мы подходили к Бастионному мостику через канал. Прокатимся по горбатой его спине, как делаем всегда, когда ходим этой дорогой, – и в Старом городе. А через пять минут уже и в гимназическом парке.

Осторожно добравшись по скользким булыжникам до верхней точки моста, повеселевший вдруг Александр вытащил из пакета с учебниками картонку, подложил под задницу и крикнул:

– Давай, сестренка!

Я толкнула его в спину, и он медленно, но все набирая скорость, поехал, подпрыгивая на неровных булыжниках. За ним, используя вместо санок собственный рюкзак, съехала я. Пожилой мужчина, неловко поднимавшийся по крутой пешеходной улочке, где в мирные времена даже зимой торговали картинами и разными безделушками, а теперь было совершенно пустынно, обернулся на наш смех и крики и покачал головой. Не то с осуждением, не то с завистью.

– Да уж, мне как бы и не по возрасту, – потирая ушибленную спину, оправдывался передо мной Александр. А чего оправдываться? Я-то все понимаю!

Рассвело. День нас ожидал, судя по всему, морозный и ясный. По крайней мере, красное холодное солнце уже висело над древней крепостной стеной, и черепичные крыши домов Старого города горели на солнце, а башни колоколен казались черными и тонкими, будто это не башни, а их тени. В Старый город нам углубляться не нужно. Мы поспешили вдоль промерзшего до дна канала (говорят, четверть века такого не случалось) и, протиснувшись между редкими чугунными прутьями решетки, попали в гимназический парк. Теперь уже совсем близко. В парке пахло сосной, мерзлой землей и сухой травой. Когда много снега, зимой здесь бывает таинственно и уютно. Тяжелые сосны в синем снегу, извилистые тропинки в пухлых сугробах, спрятанные в заснеженных кустах фонари. В общем, рождественская сказка, хоть стихи пиши. А сейчас сосны и ели смотрелись какими-то облысевшими, сиротливыми. К тому же появилось много пеньков и проплешин: жители Старого города втихаря спиливали деревья на дрова.

В сером приземистом здании гимназии, кажется, еще горел свет. Но красное солнце, отражаясь в окнах, делало их непрозрачными. До начала уроков оставалось почти двадцать минут, и безалаберная мелкота каталась не на коньках, а так, по льду прямоугольного прудика, где каждую зиму, если позволяла погода, заливали каток. В этом году погода позволяла, и каток залили, несмотря на все трудности и опасности блокады.

Но мы с Александром сегодня свое откатали, да и не на глазах же у всей гимназии!

У больших дубовых дверей (за них тоже очень боялись, что унесут на дрова) нас встретил Черный Иосиф – огромный старик, с седыми усами и густой шевелюрой, бессменный гимназический сторож. Встретил вполне приветливо – мы же не опаздывали.

Почему его боятся малята-первогодки, спрашивать не приходилось. Но и двенадцатиклассники стараются лишний раз на глаза ему не попадаться. Иосифу чуть ли не девяносто лет, во время Второй мировой он добровольцем пошел служить к эсэсовцам. Ну а во времена оккупации, понятное дело, угодил в Сибирь. Потом вернулся, устроился сторожем в нашу гимназию, хотя тогда она была еще просто школа, и никто о его прошлом не знал.

Когда наступила независимость и всех борцов с оккупантами реабилитировали, он однажды пришел в гимназию при полном эсэсовском параде. Удалось ли ему сохранить свое обмундирование или пошил новое по специальному заказу, осталось тайной, но он целый год приветствовал ребят у школьных дверей именно в таком виде. А потом директором гимназии стал господин Силик и попросил Иосифа приходить в гражданской одежде, сославшись на политическую целесообразность. Мол, гимназия – лучшая в городе, в нее часто иностранные делегации привозят, а европейцы на его форму неадекватно реагируют, поскольку специфику истории Республики понять не в силах.

Иосиф директору подчинился, он всегда подчинялся силе и власти, но, как утверждают, обиду на Силика все же затаил. А мы нашего директора любим за справедливость и понимание. Он, кстати, преподает математику. Эх, кабы и нас учил директор Силик, а не отвратительный Золис! Я снова вспомнила о контрольной по алгебре и расстроилась. Чтоб он провалился, этот Золис!