За рычагами танка - [4]
Вечером 21 июня встретились на Крещатике. Поздно ночью, когда на востоке начала уже розоветь полоска зари, решили посмотреть ночной город и встретить солнце на берегу Днепра.
Еле заметными силуэтами в предутреннем мареве перечеркивали реку арки мостов. Искрящаяся серебром дорожка от склонявшейся к горизонту луны лежала от берега до берега на водной глади. Масса огней многократно отражалась в темной ленте воды. Мимо плавно и величественно прошел пароход. Затаив дыхание, все очарованно смотрели на дивную картину уходящей ночи.
И вдруг с большой высоты безоблачного неба послышались воющие, прерывистые звуки моторов. Невольно все посмотрели вверх. Там, в просветлевшем небе, проплывало два десятка самолетов. Где-то внизу под береговым откосом заливисто залаяла собака, за ней протяжно завыла другая…
Через две-три минуты словно бы задрожала земля под ногами, донеслось до слуха несколько приглушенных взрывов, и все стихло, только еле слышный вой моторов донесся с той стороны, куда ушли самолеты. Вой начал вновь нарастать, а вскоре появились и сами самолеты. Они уже не строем, а вразброд прошли над Днепром и скрылись в лазурной дали.
Душу каждого вдруг захлестнуло чувство беспокойства и тревоги.
Сквер на берегу Днепра медленно просыпался, искрясь на солнце алмазными каплями росы. На его аллеях появились отдельные прохожие. И вдруг:
— Товарищи! Война! — раздался позади басовитый мужской голос. Оглянувшись, ребята увидели догонявшего их военного с тремя кубиками в петлицах.
— Ну уж прямо так и война! — беззлобно отшутился Саша.
— Серьезно говорю, товарищи, война началась, — повторил командир, спеша к выходу из сквера. — Немцы только что бомбили, — оглянувшись, пояснил лейтенант, — разве не видели — кресты на крыльях!
Утром 23 июня Рагозин и его товарищи прибыли в Москву. Только успев привести себя в порядок, Иван явился в управление Метростроя. Наскоро отчитавшись за командировку, он получил направление на шахту.
По тротуарам, обгоняя друг друга, спешили москвичи. Было среди них и немало военных.
Рагозин задумался, всматриваясь в этот пестрый поток людей. И он вдруг решил: «Теперь самое время использовать свою „запасную“ специальность», — и вместо шахты направился прямо в военкомат.
В райвоенкомате было многолюдно. Рагозин с трудом пробился к военкому и заявил решительно:
— Товарищ военком, старший сержант Рагозин, механик-водитель танка, для отправки на фронт прибыл!
— Уж так прямо и на фронт? — спросил военком, с интересом окинув взглядом стоявшего перед ним крепыша.
— А куда же танкисту еще, не в тылу же околачиваться?
Военком взял из рук Рагозина военный билет, посмотрел какие-то списки, лежавшие у него под руками, и, возвращая билет, сказал:
— Идите и выполняйте свои обязанности, товарищ! Хотя танкисты нам и нужны до крайности, но вас взять не могу: бронь на таких, как вы, имеется, самим наркомом утверждена. Ступайте-ка метро строить, оно для войны тоже пригодится.
Рагозин вышел от военкома с низко опущенной годовой, но на шахту не пошел. Не может быть, чтобы механика-водителя не взяли на фронт! Кому как не старослужащим первым в бой идти?
Ночью долго не мог уснуть. Тревожные думы не давали покоя. «Не пустит, сам уйду. Пристану к первой же части, отправляемой на фронт, и все тут. Оттуда не прогонят — не на гулянку ведь, врага бить иду». С этой мыслью он пробудился от неспокойной ночной дремоты и, наскоро сполоснув лицо холодной водой, снова пошел в военкомат.
Из-за раннего часа в райвоенкомате людей было не так много, и Рагозину легче чем вчера удалось пробраться к военкому. Тот сидел насупившись над бумагами, бледный и, не поднимая головы, спросил устало:
— Вы, гражданин, чего хотите?
— На фронт хочу, — так же тихо, но решительно ответил Рагозин.
— А кто же вам мешает?
— Бронь…
Военком поднял голову и сразу вспомнил вчерашний разговор с метростроевцем.
— А! Это снова вы? Пробойный. Значит, действительно врага бить хотите? — Военком немного помолчал, собираясь с мыслями, потом, протягивая к Рагозину руку, сказал решительно: — Давайте ваш военный билет. Можем же мы добровольцев принимать. А в метро найдется кому работать. Одним больше, одним меньше, а на фронте каждый специалист на вес золота.
Сказав это, военком решительно вычеркнул что-то в лежащем перед ним списке и, вызвав из соседней комнаты лейтенанта, распорядился:
— Бронь снимите. Оформите призыв на старшего сержанта Рагозина и направьте его в Хамовнические казармы. Учетно-воинскую специальность его сохраните, там разберутся…
В Хамовнических казармах было людно. Все комнаты были буквально забиты и приписными и добровольцами, прибывали они ежеминутно, убывали пока немногие. Требовались саперы, артиллеристы, а поступали больше пехотинцы. Танкистов совсем не было: они шли по прямому назначению согласно приписке.
Вскоре всех расположили в казармах.
Тяжелое чувство охватывало призванных и ожидающих отправки на фронт, когда радио приносило печальные вести. Находились и болтуны, которые были не прочь посмаковать услышанное, по-своему истолковать официальные сообщения.
В первых числах июля из Хамовников отправилась на фронт очередная партия призванных. Майор, распоряжавшийся комплектованием маршевых рот, войдя в казарму, спросил:
В день, когда гитлеровские полчища напали на наши священные рубежи, мне, тогда еще военному инженеру второго ранга, исполнилось 39 лет.После окончания в 1935 году инженерного факультета Академии бронетанковых и механизированных войск меня направили в Центральный аппарат Наркомата обороны. Мне же хотелось в войска. Но лишь через два года удалось осуществить свое желание. Так что перед войной я уже четыре года командовал окружной автобронетанковой ремонтной базой в Закавказском военном округе. Вскоре я попал на фронт, получив назначение помощником начальника автобронетанкового управления фронта.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.