За рычагами танка - [4]

Вечером 21 июня встретились на Крещатике. Поздно ночью, когда на востоке начала уже розоветь полоска зари, решили посмотреть ночной город и встретить солнце на берегу Днепра.

Еле заметными силуэтами в предутреннем мареве перечеркивали реку арки мостов. Искрящаяся серебром дорожка от склонявшейся к горизонту луны лежала от берега до берега на водной глади. Масса огней многократно отражалась в темной ленте воды. Мимо плавно и величественно прошел пароход. Затаив дыхание, все очарованно смотрели на дивную картину уходящей ночи.

И вдруг с большой высоты безоблачного неба послышались воющие, прерывистые звуки моторов. Невольно все посмотрели вверх. Там, в просветлевшем небе, проплывало два десятка самолетов. Где-то внизу под береговым откосом заливисто залаяла собака, за ней протяжно завыла другая…

Через две-три минуты словно бы задрожала земля под ногами, донеслось до слуха несколько приглушенных взрывов, и все стихло, только еле слышный вой моторов донесся с той стороны, куда ушли самолеты. Вой начал вновь нарастать, а вскоре появились и сами самолеты. Они уже не строем, а вразброд прошли над Днепром и скрылись в лазурной дали.

Душу каждого вдруг захлестнуло чувство беспокойства и тревоги.

Сквер на берегу Днепра медленно просыпался, искрясь на солнце алмазными каплями росы. На его аллеях появились отдельные прохожие. И вдруг:

— Товарищи! Война! — раздался позади басовитый мужской голос. Оглянувшись, ребята увидели догонявшего их военного с тремя кубиками в петлицах.

— Ну уж прямо так и война! — беззлобно отшутился Саша.

— Серьезно говорю, товарищи, война началась, — повторил командир, спеша к выходу из сквера. — Немцы только что бомбили, — оглянувшись, пояснил лейтенант, — разве не видели — кресты на крыльях!

Утром 23 июня Рагозин и его товарищи прибыли в Москву. Только успев привести себя в порядок, Иван явился в управление Метростроя. Наскоро отчитавшись за командировку, он получил направление на шахту.

По тротуарам, обгоняя друг друга, спешили москвичи. Было среди них и немало военных.

Рагозин задумался, всматриваясь в этот пестрый поток людей. И он вдруг решил: «Теперь самое время использовать свою „запасную“ специальность», — и вместо шахты направился прямо в военкомат.

В райвоенкомате было многолюдно. Рагозин с трудом пробился к военкому и заявил решительно:

— Товарищ военком, старший сержант Рагозин, механик-водитель танка, для отправки на фронт прибыл!

— Уж так прямо и на фронт? — спросил военком, с интересом окинув взглядом стоявшего перед ним крепыша.

— А куда же танкисту еще, не в тылу же околачиваться?

Военком взял из рук Рагозина военный билет, посмотрел какие-то списки, лежавшие у него под руками, и, возвращая билет, сказал:

— Идите и выполняйте свои обязанности, товарищ! Хотя танкисты нам и нужны до крайности, но вас взять не могу: бронь на таких, как вы, имеется, самим наркомом утверждена. Ступайте-ка метро строить, оно для войны тоже пригодится.

Рагозин вышел от военкома с низко опущенной годовой, но на шахту не пошел. Не может быть, чтобы механика-водителя не взяли на фронт! Кому как не старослужащим первым в бой идти?

Ночью долго не мог уснуть. Тревожные думы не давали покоя. «Не пустит, сам уйду. Пристану к первой же части, отправляемой на фронт, и все тут. Оттуда не прогонят — не на гулянку ведь, врага бить иду». С этой мыслью он пробудился от неспокойной ночной дремоты и, наскоро сполоснув лицо холодной водой, снова пошел в военкомат.

Из-за раннего часа в райвоенкомате людей было не так много, и Рагозину легче чем вчера удалось пробраться к военкому. Тот сидел насупившись над бумагами, бледный и, не поднимая головы, спросил устало:

— Вы, гражданин, чего хотите?

— На фронт хочу, — так же тихо, но решительно ответил Рагозин.

— А кто же вам мешает?

— Бронь…

Военком поднял голову и сразу вспомнил вчерашний разговор с метростроевцем.

— А! Это снова вы? Пробойный. Значит, действительно врага бить хотите? — Военком немного помолчал, собираясь с мыслями, потом, протягивая к Рагозину руку, сказал решительно: — Давайте ваш военный билет. Можем же мы добровольцев принимать. А в метро найдется кому работать. Одним больше, одним меньше, а на фронте каждый специалист на вес золота.

Сказав это, военком решительно вычеркнул что-то в лежащем перед ним списке и, вызвав из соседней комнаты лейтенанта, распорядился:

— Бронь снимите. Оформите призыв на старшего сержанта Рагозина и направьте его в Хамовнические казармы. Учетно-воинскую специальность его сохраните, там разберутся…

В Хамовнических казармах было людно. Все комнаты были буквально забиты и приписными и добровольцами, прибывали они ежеминутно, убывали пока немногие. Требовались саперы, артиллеристы, а поступали больше пехотинцы. Танкистов совсем не было: они шли по прямому назначению согласно приписке.

Вскоре всех расположили в казармах.

Тяжелое чувство охватывало призванных и ожидающих отправки на фронт, когда радио приносило печальные вести. Находились и болтуны, которые были не прочь посмаковать услышанное, по-своему истолковать официальные сообщения.

В первых числах июля из Хамовников отправилась на фронт очередная партия призванных. Майор, распоряжавшийся комплектованием маршевых рот, войдя в казарму, спросил: