За пределами желания. Мендельсон - [7]

Феликс сочувственно дотронулся до рукава друга.

   — Забудь её, — твёрдо сказал он. — Вычеркни эту девушку из памяти, — продолжал он с той непоколебимой решительностью, с какой мы противостоим чужим неприятностям. — Скоро ты будешь в Англии и всё забудешь.

Однако эти увещевания не возымели никакого действия. Отвернувшись к окну, Карл молчал, погруженный в раздумья.

За окном занимался новый день. Высоко над кирпичными трубами в сиреневато-розовых пелёнках просыпалось новорождённое утро. Домохозяйки в ночных капотах и чепцах открывали деревянные ставни, бросали нежные взгляды на цветочные горшки на подоконниках и потягивались, сладко зевая.

Карл удержал чуть было не свалившуюся от резкого толчка шапку и резко повернулся к товарищу.

   — Подумать только, что из-за рыжей шлюхи по имени Анна Скрумпнагель, — воскликнул он дрожащим от ярости голосом, — я теперь весь в долгах и с позором бегу из Берлина!

   — Мужайся, — ободрил его Феликс, чувствуя, что кризис вот-вот наступит.

Карл проигнорировал его слова:

   — И в такой ужасный утренний час, когда молодые аристократы вроде нас с тобой должны ложиться спать!

   — Не думай об этом, — сказал Феликс. — Увидишь, в Англии обязательно в кого-нибудь влюбишься. Девушки там очень хорошенькие.

   — Девушки! — Карл с отвращением выплюнул это слово. — Прошу тебя, не упоминай при мне об этих созданиях.

   — Это ты сейчас так говоришь, а через месяц, держу пари, будешь опять без памяти влюблён.

Клингеман с укоризной посмотрел на друга.

   — Как ты можешь говорить мне о любви, когда я не могу позволить себе даже секса!

   — Настоящая любовь не требует денег.

Карл даже онемел от крайнего удивления.

   — Только совсем зелёный молокосос может пороть такую полную чушь, — заявил он. — Разве ты не знаешь, что добродетельные женщины самые дорогие?

   — Это не так, если они любят.

Карл как будто не расслышал этих слов. Его взгляд блуждал по худому аристократическому лицу с лучистыми карими глазами, тонкому носу с продолговатыми ноздрями.

   — Конечно, — вздохнул он печально, — если бы я был так чертовски красив, как ты, всё было бы иначе. Девчонка влюбилась бы в меня, и мы бы теперь убегали вместе, сжав друг друга в объятьях. Вместо этого... — его голос задрожал от жалости к самому себе, — эта сучка теперь валяется в постели, возможно и не одна, пока я отправляюсь в ссылку в далёкую туманную Англию.

   — Англия — прекрасная страна, а для тебя как секретаря ганноверской дипломатической миссии будут открыты все двери. Тебя до смерти закормят и запоят. Жаль, что я не могу поехать с тобой. Я был там в прошлом году — к сожалению, с моим отцом — и встретил очаровательную юную леди. Её звали Маргарет. У неё было ангельское личико...

   — И сердце ведьмы, — закончил Карл. Он сжал руку товарища. — Поверь мне, Феликс, женщины в основе своей страшное зло. Их функция в мире — разбивать сердца мужчин, опустошать их кошельки и разрушать их жизни. С этим ничего не поделаешь. Единственное, что можно сделать, — это притвориться, что они не существуют.

   — Я знаю, Анна поступила очень сурово, но ты не должен ожесточаться. Большинство женщин на неё не похожи. Некоторые очень милы. Например, Маргарет...

   — Конечно, она бросилась тебе на шею. Они все так делают! — Карл не мог сдержать зависти. — Тебе невероятно повезло. Ты необычный человек, ты феномен, исключение из законов природы, пример несправедливости. У тебя есть всё — красота, талант, деньги.

   — Я бы так не сказал, — робко возразил Феликс. — Мой отец постоянно твердит мне, что мы нищие по сравнению с Ротшильдами[8].

   — Мой дорогой друг, по сравнению с Ротшильдами все нищие.

   — Каждый год он предупреждает меня, что, если я не возьмусь за дело, мы все кончим наши дни в приюте для бедных.

Клингеман насмешливо хмыкнул:

   — Это, должно быть, наша национальная черта, но все еврейские родители считают своих детей идиотами. Когда мой отец получил счёт за соболью шубу, которую я купил Анне, и сумму моих карточных долгов, он написал мне длинное многословное письмо с осуждением моей расточительности, хотя всё, что мне было нужно, — это его кредитная карточка. Он заверил меня, что балансирует на грани банкротства, между тем я прекрасно знаю, что он только что открыл новое отделение в Мюнхене.

   — В жизни есть много вещей более важных, чем деньги.

Карл нетерпеливо передёрнул плечами:

   — Теперь ты разговариваешь как художник. Художники обладают собственным, свойственным только им лицемерием и притворяются, будто презирают деньги, а на самом деле не думают ни о чём другом.

   — Я не думаю о деньгах.

   — Конечно, но только потому, что у тебя они есть. Я ведь сказал, что у тебя есть всё. Две сестры[9], которые тебя обожают, красивая и богатая невеста.

   — Нина мне не невеста.

   — Все знают, что вы скоро поженитесь.

   — Так говорят, потому что мы вместе выросли. Наши родители решили нас поженить, когда мы ещё были в колыбели.

   — И в довершение всего у тебя есть гениальность — совершенно бесполезная вещь для миллионера. В двадцать шесть лет ты уже великий композитор.

   — Откуда ты знаешь? Ты ведь ненавидишь музыку.