За пределами замка - [2]

Какой-то отблеск понимания, глубокое ощущение правильности происходящего были подавлены волей девушки. Раньше у нее не получалось так быстро останавливать изматывающие внутренние монологи. Обычно ее мысли сами скользили, унося ее за собой в утомительные пожирающие время путешествия. Она опять что-то упустила. Вновь почувствовав досаду, девушка попыталась проконтролировать свою мимику.

– Я сказал прятать лучи, а не гасить.

– Что? – досада стремительно сменялась сильным раздражением.

– Досада – звук упавшей тяжести на каменный пол, гулко и неприятно, продолжается длинным эхом по нарастающей, горькая и терпкая, цвета грязи. Раздражение – писк жужжащего комара, кислое и быстро портится, оттенки болота со стоячей водой. Все эти цвета – в твоих глазах. Чувство-звук-вкус-цвет. Еще у всего есть своя форма, воплощение, но это – позже. Без полноты понимания и ощущения, это – всего лишь неполноценные пустышки. А тебе нужна полнота жизни. Тебе слишком многое нужно для этого вспомнить… Или узнать… Или понять то, что ты уже знаешь… Выбирай сама. Но времени у тебя немного. Вернуть в тело душу куда сложнее, чем заживить раны.

Из-за непонимания состояние девушки уже было близко к отчаянию, внезапно она опустилась на пол около камина с холодным белым огнем и разрыдалась. Состояние бессилия, непонимания, нелогичности и нереальности происходящего заполнило все закоулки ее сознания.

– Тебе придется это принять. Пока ты не наполнишься, тебе нечего будет отдавать…

Он спокойно удалился в другой конец огромного тускло освещенного зала к большому деревянному столу, на котором на простой льняной скатерти стояли подсвечники с горящими свечами, миски с горячей кашей, фрукты на подносах, и сверкали серебром начищенные столовые приборы.

«Мне нужен кофе… что я здесь делаю… как я попала сюда… где я… – подумала девушка, проваливаясь все глубже и глубже в дымную горечь собственного бессилия, – мне очень нужен кофе…».

* * *

Наше время. Зима. Морозный зимний вечер. Пустынная широкая улица, по краям которой робко светятся редкие фонари. Приятное похрустывание снега под ногами, которое как будто говорит о том, что весна не наступит никогда. Высокая темноволосая девушка неспешно идет по заснеженной улице, погруженная в свои мысли, и внезапно слышит тихий свист. Она понимает, что с неба что-то падает и больше ощущает, чем осознает, что, скорее всего, прямо на нее… Инстинктивно девушка приседает и прикрывает голову руками. Рядом с ней в сугроб падает металлический шарик, величиной с кулак, его поверхность отливает глянцем. На улице недалеко от девушки появляется мужчина и что-то ей бросает, она не успевает это поймать, и в снег недалеко от нее, рядом с уже упавшим шаром падает второй, немного большего размера. Девушка наклоняется, берет в руки два шара, и из металлических они превращаются в два одинаковых маленьких черепа, человеческие или обезьяньи. Она не успевает испугаться и замирает, с любопытством рассматривая находку. Мужчина подходит к ней и спрашивает о том, нашла ли она металлические шарики. А девушка отвечает, что это – черепа, а не шары. На что, мужчина улыбается и говорит: «Запомни, Аурелия, это – возвратные глаголы. Раз ты смогла увидеть черепа, значит они – твои. Тебе нужно отнести их в замок и отдать…».

Девушка шла рядом с мужчиной по улице и пыталась запомнить, кому же, все-таки она должна их отдать, но почему-то отчетливо понимала, что не сможет запомнить имена. Все, о чем она думала в этот момент, это приковавшие ее внимание глаза незнакомого мужчины, который за все время разговора ни разу, кажется, не моргнул, отчего нельзя было оборвать эту, затягивающую в серую зыбкую бездну, силу. Когда он взял черепа из рук Аурелии, они превратились в две каменные пластинки с выгравированным текстом. Мужчина бережно переложил их крупными неведомо откуда взявшимися листьями и отдал обратно. Неся их в правой руке, девушка скорее чувствовала, чем понимала, что они важны. Погруженная в туман собственных неясных мыслей и ощущений, она не заметила, как осталась на улице одна.

Дорога была долгой и утомительной, несмотря на то, что вела вниз. Вокруг на еще недавно пустынной улице стали появляться люди на лошадях, и Аурелия только сейчас обратила внимание на то, что она одета в длинную пышную юбку и корсет, в котором становилось трудно дышать от быстрой ходьбы. А вокруг было явно не ее время, скорее 15–16 век. Дойдя до корчмы, она остановилась, посмотрела на освещенные окна, на ступени, ведущие вверх и внутрь, но желания войти у девушки не появилось, и она продолжила свой путь. Все, что она знала, это необходимость дойти до замка, принеся порученные ее заботам пластины.

Подойдя к замку и чувствуя себя уже где-то за пределом усталости, Аурелия послушно прошла за каким-то стражником внутрь, и вдруг обнаружила, что пластин, которые она так бережно несла, в руках у нее больше нет. Но притупленное от усталости и голода сознание отказалось обдумывать эту проблему. Ее провели в небольшую темную комнату, каменные стены, освещенные скудным пламенем свечей, были угрюмыми и сырыми. Посредине комнаты стоял стол с распростертым на нем телом. А над ним возвышался палач. Похоже, этот замок использовался инквизицией для каких-то своих дел. Завороженная она видела только поднимающиеся окровавленные инструменты, кромсающие ноги бедолаги на столе. Она, почему-то, увидела все глазами жертвы. Однако при этом Аурелия отчетливо понимала, что боли нет. Никакие звуки не срывались с уст еще живого человека. Немного вдали, слева стоял слуга палача и зачитывал вслух какой-то документ. В руках палача появляется топор. Взмах. И сквозь пелену уплывающего сознания она слышит громовой голос: «Еще одно движение, и я лишил бы его лица! Ты должен был раньше предупредить!». Уже теряя сознание, она поняла, что жертва была невиновна.