За подводными сокровищами - [74]

Штиль продолжался в течение всего дня. Мы ничего не взяли с собой из еды, кроме двух черепах; мы хотели, чтобы эти каникулы научили детей приспособляться к окружающей среде. Наши дети слишком привыкли к городской жизни и слишком зависели от нее. Нам же хотелось, чтобы они научились самостоятельности и проявляли побольше находчивости. Мы полагали, что лучше всего ввергнуть их в первобытное состояние. Вот мы и очутились в этом примитивном состоянии. Местные жители готовили ужин из кукурузной сечки и сухопутных крабов. Дети, проведшие весь день в воде, настолько проголодались, что были готовы съесть что угодно. Даже внутренности крабов и их темно-коричневый жир, который местные жители поджарили, чтобы им заправить кукурузную сечку, представлялись детям лакомством. Джордж уже покончил с третьей добавкой липкой коричневой смеси.

— Я не знал, что это так вкусно, — заявил он.

Хуже всех к окружающей среде приспособлялись Барни и я.

Вечерняя заря угасала медленно. Видневшийся вдали берег постепенно исчез в вечерней дымке. Кто-то засветил фонарь. Наше суденышко было небольшим островком света в окружающей темноте моря. Девочка, обладавшая богатым контральто, стала тихонько напевать песню. Кто-то ее подхватил. Вскоре к нему присоединились все местные жители. Они пели покачиваясь в такт песне морской нимфы острова Андрос.

Они пели «Приезжайте посмотреть наши радостные острова». Это была народная песнь про парусник «Преторию», который погиб во время шторма между Нассау и Стэниэд Крик. Сейчас этот путь собирались проделать и мы.

Красный отблеск фонаря бросал огромные качающиеся тени на парус. Голоса разносились над озаренным луной морем. В течение долгих часов мы дрейфовали, слушая странные старые молитвенные песнопения, исполняемые с глубоким чувством и мягкой тонкой гармонией негритянских голосов. Любимая песня повторялась бесконечное количество раз. Это была задушевная мелодия, называвшаяся «Рассей печаль моей души». Один за другим засыпали певцы.

На палубе не хватало места, чтобы лечь. Кое-кто из местных жителей улегся на мешках с мукой в носовом отсеке трюма. Грег, Анна и Джоун пристроились в каютке на вещевых мешках и фотоаппаратах. Джордж свернулся калачиком рядом с босоногим рулевым. С другой стороны лежала девушка по прозвищу «Лавли» («Милая»). У нее был ярко-красный педикюр, на глазах — темные очки бабочкой. С ними она не расставалась даже ночью. Сюзи нашла узкую щель у люка. Я легла около нее в шпигате. Барни устроился на баграх, веслах и парусах и пытался усыпить себя силой самовнушения. Брайену удалось устроиться рядом с черепахами. Это было самым удобным местом на судне; но через два часа ему пришлось оставить его.

— Ну и дыхание у них, — сказал он, жадно втягивая воздух. — У меня не хватает сил выдержать это, даже если они делают по одному выдоху в час.

Уход Брайена со своего места вызвал всеобщее перемещение. Двадцать шесть пассажиров лежали в такой тесноте, что стоило повернуться одному, и всем остальным приходилось тоже двигаться, как в старой песне о постоялом дворе:

Семеро спали в одной постели,

Если они повернуться хотели,

Один командовал «на бок!»

— Все это не может пройти без пользы для наших детей, — говорили мы с Барни друг другу. Но про себя мы желали, чтобы палуба была немножечко мягче хотя бы для нас двоих.

Степень неудобств, которую испытывали дети, была обратно пропорциональна их возрасту. Джордж за всю ночь не шелохнулся и на твердой палубе спал не хуже, чем дома на постели. Сюзи, устроившаяся в сомнительном равновесии на крышке люка, казалось, лежит спокойно и удобно. Джоун, Анна и мальчики, полные оптимизма, свойственного их юному возрасту, постоянно пытались устроиться как-то поудобнее. Они устраивали себе гнездышки и каждые полчаса в течение всей ночи менялись местами. Но им так и не удалось вытянуть ноги во всю длину. Каюта была недостаточно просторной, а на палубе теснилось столько людей, что стоило хотя бы на минуту встать, и освободившееся место немедленно заполнялось, как ямка в сыпучих песках.

Рано утром я очнулась от полусна под влиянием ощущения, будто мы двигаемся. За бортом булькала вода; появился легкий ветерок. Затем неожиданный порыв ветра ударил о парус и накренил судно. Вода залила шпигат, в котором я лежала. Сюзи скатилась с крышки люка. Не успей я схватить ее, она упала бы за борт. Наконец мы тронулись.

Луна уже давно зашла, и наше судно держало курс на зюйд-вест по двум звездам, которые местные жители называли «Южная Стрела». Это были самые яркие звезды на небесах. Но даже они бледнели перед ярким фосфоресцирующим следом за кормой. Этот след тянулся за нами, напоминая Млечный Путь. У самой кормы, подобно метеорам, проносились яркие вспышки. Дети проснулись. Все повеселели под влиянием свежего ветра и бурлящей кильватерной струи, образуемой движением судна. Опустив пальцы в воду, мы писали светящиеся линии на ее поверхности. Дети забавлялись плевками, которые при ударе о воду взрывались, как огненные шары. На фоне звездного неба парус выделялся серым треугольником. Корпус нашего корабля рисовал огненные узоры на черной воде. Ночь была необыкновенно хороша. Очарованные, мы смотрели на море, пока оно не поблекло с наступлением рассвета.