За перевалом - [14]

— Послушайте, — в отчаянии показал профессор на шар, — выключите эту штуку или я… разобью ее!

— Зачем же — разобью? — хмуро молвил Ило. — Достаточно сказать.

Алый огонек в сферодатчике угас. Секунду спустя весь шар осветился, стал многосторонним экраном. ИРЦ с середины включил вечерние сообщения.

Белая точка среди обильной звездами тьмы. Она становится ярче, объемнее, приближается, будто фара поезда; разделяется на ядро и три вложенные друг в друга искрящиеся кольца… Сатурн! Он приближается еще, в сферодатчик вмещается только покатый бок планеты да часть внутреннего кольца. Но это лишь образный адрес — он уплывает в сторону. Теперь мельтешат возле планеты какие-то огоньки в черном пространстве; прожекторы выделяют там из небытия веретенообразные блестящие тела, ощетиненные щупальцами-манипуляторами, фигурки в скафандрах около и среди звезд. Паутинные сплетения блестящих тяжей — ими монтажники сводят громадные, заслоняющие созвездия лепестки. Когда лучи прожекторов касаются их, они сияют черным блеском.

— Заканчивается монтаж нейтридного рефлектора первого АИСа — аннигиляторного искусственного солнца — у Сатурна, — сообщил автоматический голос. — Для экономичного освещения и обогрева планеты потребуется шесть таких «солнц», горящих в согласованном ритме. Если испытания пройдут успешно и конструкция оправдает себя, будет создано 70 АИСов для оснащения всех дальних планет и их крупных спутников по проекту Колонизации…

Ах, как интересно было бы Берну видеть и слушать это в иной ситуации! Но сейчас ему было не до Сатурна, не до АИСов — передаваемое только еще больше уничтожало его. Он плавился от стыда в своем кресле. Все рухнуло. Как постыдно он ударил лицом в грязь! И винить некого: эту незримую грязь он притащил с собой.

Ило понял его состояние, тронул за плечо:

— Ладно, пойдем…

Они направились к коттеджу Берна ночным парком. Ило положил теплую ладонь ему на плечо:

— Ничего. Дело и время, время и дело — все образуется.

Берн почувствовал себя мальчишкой.

4. «Обратное зрение»

Может, иной раз это было не по-товарищески, некорректно, но Эоли ничего не мог с собой поделать: каждый человек был для него объектом наблюдений.

К тридцати восьми годам он немало узнал, немало попробовал занятий, бродил по всем материкам Земли, работал на энергоспутнике Космосстроя, на виноградниках Камчатки, проектировал коралловые дамбы и водораздельные хребты; девятый год он в Биоцентре. Но везде и всегда его увлекало одно: чувства, мысли и поступки людей, их характеры, спектры ощущений и поведения в разных состояниях, мечтания, прошлое… все от простого до сложного, от низин до высот.

Мир прочей живой природы, как и мир техники, был проще, скучнее. Там все — от поведения электрона или бактерии до работы вычислительных систем и до жизни зверей — подчинялось естественным законам, укладывалось в несложные цепочки причинных связей; зная начала, предскажешь концы. Иное дело — человек. И нельзя сказать, чтобы он не был подвластен законам природы, — подчинен им, да сверх того наложил на себя законы социальные, экономические, нравственные. А при всем том свободнее любой твари!.. Он реализует законы с точностью до плюс-минус воли, плюс-минус мысли, творческой дерзости и усилий — и неясным оказывается в конечном счете, что более повлияло на результат: законы или эти, складывающиеся по годам, по людям и коллективам «плюс-минус погрешности»?

Во всяком случае, это было интересно. Дело на всю жизнь.

Правда, пока больше приходилось заниматься другим: проектом Биоколонизации, полигонными испытаниями. Это тоже надо. Во-первых, Ило есть Ило; другой такой человек, от которого черпаешь и знания, и умение, и ясное, беспощадно честное мышление исследователя… и который все равно остается недосягаемо богатым по идеям, по глубине мышления, — не встретится, может быть, за всю жизнь. Во-вторых, надо накопить побольше биджей — залога самостоятельности. «Может быть, для меня в моем положении это главное? Проект Ило в этом смысле баснословно перспективен. Честно говоря, сама идея Биоколонизации меня не воспламеняет, странно даже, что Ило меня избрал первым помощником. Ведь есть люди способнее меня. Или я способнее? Лестно, если так».

То, что во время облета леса группа Эоли заметила расправу эхху с Берном, было случайностью. Но дальнейшее — нет: это Эоли убедил Ило пожертвовать ради спасения пришельца из прошлого мозгом Дана, прервать опыты, исполнить сложнейшую операцию… сделать его, короче говоря, тем, кем он сейчас является. Получилось интересно — но это еще далеко не все!

Сейчас, с утра пораньше, Эоли спешил к Берну — завлекать, приобщать. План был тонкий: сначала заинтересовать Аля «обратным зрением», продемонстрировав его на эхху, а потом предложить и у него считать глубинную память. Увидеть картины прошлого двухвековой давности — и то интересно, а если еще приоткроется память Дана!.. «Хитрый я все-таки человек», — с удовольствием думал Эоли.

Вот он, «объект» Аль: вышел из дома, стоит, хмуро глядя перед собой. Серебристо-серые волосы всклокочены, лицо обрюзгшее и помятое, под глазами мешки… Интересно! Трет щеки, подбородок, ежится. И вдруг — оля-ля! — раскрыл до предела рот, будто собираясь кричать, откинул голову, зажмурился, застыл. Изо рта вырвался стон, в уголках глаз показалась влага.