За океан. Путевые записки - [38]

/₄ верстам. Мост имеет 26 пролетов, из которых два по 1710 футов, два по 680, пятнадцать по 160, четыре по 57 и три по 25 футов Береговые устои, отделяющие собственно мост от виадуков, представляют великолепные гранитные башни в 30 сажен высоты. Скрепления в главных устоях состоят из целой системы огромных стальных, пустых внутри, цилиндров по 2 сажени в диаметре; к основным цилиндрам примыкает множество боковых разветвлений меньшего диаметра. Полная высота устоев 52 сажени, а высота полотна дороги над уровнем воды 21 сажень. На мост истрачено более 54 000 тонн стали. Постройку проектировали и исполнили инженеры John Fowler и Benjamin Baker. Стоимость её 3 000 000 фунтов, т. е. около 30 миллионов рублей. Остается удивляться скромности английских инженеров; тогда как об Эйфелевой башне французы кричали на весь свет, и изображение её в миллионах видов можно встретить в каждом магазине в виде подсвечников, бутылок и т. п. даже в России, о Фортском мосте многие, пожалуй, и вовсе не слыхали.

XIII. Обан и его окрестности

После Фортского моста, на котором поезд значительно замедляет свой ход, я понесся дальше с обычною для английских железных дорог быстротою. Во время краткой остановки в Перте (Perth) я искал глазами пертских красавиц, воспетых Вальтер Скоттом, но их, по крайней мере на платформе воксала, не было. На станции Ballinluig я вышел с тем, чтобы пересесть на боковую ветку, проведенную отсюда внутрь страны, к городку Аберфельди. На другой стороне платформы уже стоял местный поезд из двух вагонов, и через 10 минут я был среди живописных гор на значительном подъеме. Скалы и остатки лесов перемежаются тут небольшими лугами и игривыми ручейками. Поезд беспрестанно пробегал через туннели, из которых иные имели версту и более длины. На маленьких станциях попадались толпы шотландцев в их характерных и живописных костюмах.

В Аберфельди извозчиков не существует, но для пассажирского багажа подле станции стояло несколько ручных тележек. Я передал свои вещи молодому шотландцу и пошел следом за его тележкою, предоставляя ему поместить меня, где он заблагорассудить. Мы подошли к небольшой, но весьма миленькой гостинице, утопающей в зелени деревьев и цветов. Хозяйка или, быть может, только горничная встретила меня, как старого приятеля, и не знала, как угодить и чем угощать. Летний сезон обычных поездок англичан в Шотландию едва только начинался, и гостиница была почти пуста. Узнав о желании моем посетить гору Шихаллион, собеседница с грустью объявила, что в настоящее время это неисполнимо, потому что в горах еще много снегу, и ни один проводник не возьмется меня сопровождать; пускаться же одному крайне рискованно: можно провалиться в пропасть и т. п. Таким образом пропала всякая надежда посетить Шихаллион, и мне оставалось лишь полюбоваться на эту гору издали; она видна со многих мест самого города, несмотря на то, что город стоить в замкнутой котловине верховьев реки Тэй.

Бродя по окрестностям Аберфельди, я совершенно случайно услышал командные слова и маршировку каких-то солдат. Подойдя ближе, я увидел человек сорок молодых людей в самом разнообразном одеянии, марширующих под крики унтер-офицера в форменном платье. Кругом на траве резвились дети. От детей я узнал, что это волонтеры, собирающиеся на ученье один раз в неделю. Все они имеют тут, в Аберфельди или в окрестностях, свои частные занятия, но в условленные дни, по вечерам, посменно собираются на зеленую лужайку для строевых упражнений, в предположении когда-нибудь защищать свое отечество от иноземного нашествия. Известно, что английская милиция созывается по закону только в случае вторжения неприятеля в пределы Великобритании. Обучающиеся были разных возрастов; они перевирали построения самым потешным образом, но унтер-офицер, по-видимому, обладал беспримерным терпением и хладнокровно и серьезно исправлял ошибки.

Отказавшись от первоначального намерения совершить восхождение на гору Шихаллион, я решился только переночевать в Аберфельди и на другое утро пуститься наперерез Шотландии к берегам Атлантического океана. Отсюда всего любопытнее путь на Обан, который пролегает частью по живописному нагорному озеру Тэй. До Кенмора (Kenmore) отправляются каждое утро особые почтовые экипажи, называемые здесь коч (coach). Это огромный открытый шарабан, нижняя часть которого представляет ящик для багажа; пассажиры размещаются на поперечных скамейках, устроенных поверх ящика на такой значительной высоте, что туда надо взбираться при помощи подставной лестницы. Для дам это не особенно удобно, но английские леди бесстрашны и любят сильные ощущения. Шарабан запряжен четверкою лошадей цугом, без форейтора.

Когда этот оригинальный экипаж подкатил к подъезду гостиницы, в нём было уже не много свободных мест — все пассажиры сели прямо с поезда железной дороги. Мне пришлось поместиться на самой передней скамейке, между кучером и прелестною молодой англичанкой. Дорога шла по превосходному шоссе, долиною реки Тэй, и представляла роскошную аллею в тенистом парке; лишь изредка среди лужаек горизонт расширялся, и из-за ближайших зеленеющих вершин предгорий выглядывали снеговые шапки Шихаллиона и других гор. Однако снеговыми эти горы бывают лишь ранним летом, к середине же июля снег уже стаивает. Наш кучер очень искусно погонял передних лошадей длиннейшим бичом, беспрестанно задевавшим за ветви деревьев. Но не успели мы проехать и 3-х верст, как бич запутался в ветвях, и когда кучер дернул — в его руках осталась одна палка. Этой палкой можно было продолжать подгонять ближайшую пару лошадей, но до передних она не хватала; между тем начался уже непрерывный подъем, и помощь бича была необходима, тем более, что передние лошади, хотя и в наглазниках, скоро сообразили свою неуязвимость и стали заметно полениваться, мешая только задним, которым приходилось напрягаться под всею тяжестью неуклюжего шарабана. Мы уже проехали несколько ближайших к Аберфельди домиков, и шоссе шло по месту совершенно незаселенному, где трудно было бы достать другой бич. Можно было опасаться, что при замедленной езде мы не поспеем к отходу парохода. Но кучер был догадлив: он слез с козел и набрал полные карманы острых шоссейных камушков. Когда передние лошади замедляли свой бег, он бросал в них камни и притом так удачно, что редкий удар пропадал напрасно; камни оказались даже действительнее бича, и мы всё время ехали крупною рысью. Прохладная погода и полное отсутствие пыли делали дорогу весьма приятной; замечу при этом, что даже в случае пыльной дороги пыль не достигала бы пассажиров — так высоки эти английские шарабаны. Виды по сторонам становились всё более и более разнообразными.