За огнями маяков - [37]
— Ну, что, хлопцы? Холостые, неженатые так и поедете? — вместо вступления пошутил начальник Абдуллин, рослый мужчина, восседающий за столом как раз посередине. Не хотелось ему начинать с уговоров, а дело, видно, предстояло нелегкое: некоторые девушки покидали кабинет зареванные.
— Холостые поедем, — Гоша ответил за двоих, бесстрашно постукивая носком рабочего ботинка.
— Что, ни одна уфимская так и не приглянулась? — Начальник Абдуллин сделал большие глаза.
— А не в этом дело! — друг Гоша вступил в дискуссию. — Ведь сколько же нам еще?
— А сколько же? — Поняв Гошин намек, начальник Абдуллин разулыбался и разглядывал Олега с Гошей с головы до ног.
— А по двадцати еще не исполнилось. Хлеба еще не наелись досыта. Так что с женитьбой не торопимся. Так что холостые поедем, неженатые, — заключил он. — А куда нам спешить? — пошевеливал бровями и шпарил, как по шпаргалке рассудительный Гоша.
И Олеговы карие глаза стерегли начальство. Прислушивался он к разговору, готовый при нужде вступить в диспут.
Но диспут не состоялся: выбрали Сахалин, и со стороны комиссии возражений не возникло. Поговорили только о рыбе, о повышенной зарплате и о давнем путешествии на Сахалин великого писателя Чехова. И поулыбались, и пожали руки…
И показалось, что четыре года улетело, как не бывало… Самое далекое путешествие теперь виделось только в радужном свете. Дороги, нет, не боялись: летом каждый год ездили домой, в Сибирь. Попривыкли.
И вот прощание с техникумом, с общежитием на Кирова, 65. И, нагрузившись чемоданами и сумками, — на вокзал. И прощальное обозрение большой и высокой горы, на которой разместилась вся Уфа.
Вечер влажный, душный. Станционные часы показывают, что до отхода осталось еще тридцать минут, но к поезду уже прицеплен стоящий под парами паровоз, и идет, как всегда, взбалмошная посадка пассажиров — ни порядка, ни очереди, лезут в вагоны все враз. Зашагнув сбоку через поручень на подножку, Олег через головы суетящихся и ругающихся принял у Гоши чемоданы. Освободившись от груза, тот подал проводнице билеты для проверки и скоро сам присоединился к товарищу. За ними, той же дорогой и Стас с Ваней Шамшуриным. Вагон общий, места на билетах не указаны, чемоданы задвинули на свободные верхние полки. И, вздохнув, успокоились.
Олег вышел из вагона, огляделся. Посадка заканчивалась. По перрону в одиночку и группами туда-сюда сновал народ. В окружении кучи матросов навстречу шли две девушки. В которых он тут же признал Веру и Леночку!..
И она увидела, выбежала навстречу и взялась с ним за руки, сразу забыв все и всех на свете. Остановилась рядом и Вера. Изумленные матросы разглядывали всех троих.
— Накинулись на вас, как мухи на мед. — Олег кивнул на стоящих неподалеку матросов.
— Сразу набросились, как мы пришли, — Леночка усмехнулась. — «Вы здесь живете, в Уфе? Здесь все такие красивые? Скажите, как вас зовут? Дайте адрес — письмо вам напишем». Едут в отпуск вашим поездом. В дороге вы с ними еще увидитесь. Только не рассорьтесь: их много, вам их не одолеть. — Она рассмеялась, хоть глаза ее были печальны.
Тем временем два ладных морячка приблизились. Один, пониже ростом и поплотней, завладел вниманием Веры: стал рассказывать ей про дорогу, про свои мечты и про то, как ждут его дома мама, сестренка и братишка. Другой, высокий и стройный, остановился возле Олега с Леночкой. Обоих оглядел по очереди.
— Вот что скажу тебе, кореш, — обратился к Олегу. — Вижу, повезло тебе в этой жизни: отхватил ты такую красавицу!
Со сверстниками Олег умеет сходиться:
— Быстро же ты разглядел, браток, ну, спасибо! — И расплылся в улыбке, и протянул матросу руку, и тот, ощутив ее железную крепость, пожал, а другой рукой приобнял Олега за плечи, и какое-то время они постояли так.
— Ну, не буду вам мешать. Прощайтесь, — кивнул обоим, и Леночка ему ответила за двоих, таким же кивком. Олег поднял сжатый кулак, «Рот фронт!» то есть.
И обратились они друг к другу, и говорили что-то важное. Ну, нет, далеко не самое важное: пустяки какие-то, мелочь какую-то…
— Напиши с дороги… В крайнем случае — как приедешь к родителям. Я отвечу тебе, мое письмо еще тебя захватит…
— Хорошо. Только ответь сразу, в этот же день!
— А другое напиши, как поедете на восток, с дороги. Я буду ждать.
Ну, не пустяк ли это? Не мелочь ли?
Да, он понял, он согласен, напишет о впечатлениях, о настроении и прочем. И уж непременно напишет, когда доберутся до места назначения и устроятся.
— Если меня дома не будет — письмо мама перешлет в Москву.
Он покивал, утвердил в памяти. Ну, не пустяки это? Не мелочь?
— Ну, как же, как же? Ведь скоро мы, сейчас вот прямо, расстанемся, и тебя не будет, долго не будет… — Положила ему на плечо руку.
— И тебя не будет, — приблизил он ее к себе, другая ее рука легла ему на другое плечо. — Будем вспоминать друг о друге и писать письма. И ожидать встречи. Которая… состоится обязательно. Через год!
— О Господи, — она вздохнула, — через год!
В дверном проеме появились Гоша и Стас. Сошли с подножки. Вежливо поговорили и посмеялись тоже вежливо — знают, что никому тут, кроме них, невесело. Пожали Вере и Леночке руки. Простились, как хорошо воспитанные, преклонили головы. И поднялись на подножку, вошли обратно в вагон.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».