«За нашу и вашу свободу!» Герои 1863 года - [67]

На заседании ЦНК 5(17) января было решено открыто провозгласить себя Национальным правительством, как только будет занят Модлин. Руководство захватом этой крепости было возложено на Падлевского, его первоначально предполагалось назначить главнокомандующим всех вооруженных сил восстания. Пост начальника города передавался Бобровскому, который должен был оставаться в Варшаве; предполагалось, что остальные члены ЦНК скроются, чтобы явиться в Модлин в момент провозглашения правительства. План этот отражал растерянность умеренной части ЦНК перед надвигающимися событиями и их желание устранить от дел одного из своих активнейших противников. Положение Падлевского было очень сложным. Он видел неразумность плана, понимал, что его хотят сделать ответственным за неизбежные неудачи. Однако, считая себя связанным мнением большинства, он не мог отказаться от возложенных на него поручений, тем более что речь шла о вьшолнении его собственных предложений.

В один из самых напряженных дней кануна восстания появился уполномоченный Центрального комитета «Земли и Воли» Александр Слепцов. Он ехал в Лондон для переговоров с издателями «Колокола» и должен был задержаться в Варшаве, чтобы ближе познакомиться с обстановкой. Несколько раз Слепцов встречался с Потебней и Падлевским.

Во время первых вооруженных столкновений Слепцов был в Польше; под свежим впечатлением от них он написал прокламацию, начинавшуюся словами: «Льется польская кровь, льется русская кровь...» Обращаясь к офицерам и солдатам русской армии, прокламация призывала их не проливать крови польских братьев, ибо иначе «дети будут стыдиться произносить имена своих отцов». «Помните это, — говорилось в прокламации, — поймите, что с освобождением Польши тесно связана свобода нашей страдальческой родины [...]. Вместо того чтобы позорить себя преступным избиением поляков, обратите свой меч на общего врага нашего, выйдите из Польши, возвративши ей похищенную свободу, и идите к нам, в свое отечество, освобождать его от виновника всех народных бедствий — императорского правительства. Протяните братскую руку примирения и нового свободного союза полякам, как они протягивают ее вам».

Прокламация, написанная Слепцовым, была отпечатана подпольной землевольческой типографией и с середины февраля 1863 года широко распространялась как в районе восстания, так и далеко за его пределами. В Петербурге и Москве прокламацию рассылали по почте, вручали прохожим на улице, разбрасывали в университете, в военно-учебных заведениях, расклеивали в подъездах жилых домов. Специально посланные участники студенческих кружков повезли пачки прокламаций в Витебскую и другие губернии, отдельные ее экземпляры появлялись в Тамбове, Казани и других городах.

Одобренный ЦНК план действий был не наилучшим уже в момент его принятия. При всем том он сразу же начал разваливаться. Явившись на сборный пункт в Кампиносской пуще, Падлевский нашел вместо трех тысяч готовых к бою повстанцев только около пятисот почти безоружных, плохо снаряженных конскриптов. Едва Падлевский пришел в себя от неожиданности, как появился связной от Потебни с известием, что комендант Модлина, предупрежденный о планах повстанцев, принял меры, чтобы находящиеся в крепости члены офицерской организации не могли содействовать атакующим. Понимая, что в сложившихся условиях план захвата Модлина неосуществим, Падлевский решил все силы сосредоточить под Плоцком и двинулся в этом направлении.

Падлевский начинал боевые действия с тяжелым сердцем. В самый день его отъезда из Варшавы ЦНК по предложению приехавшего из-за границы Владислава Янковского постановил, вопреки всей своей прежней линии и здравому смыслу, передать с началом восстания власть в руки диктатора — Людвика Мерославского. В. Янковский был немедленно послан к Мерославскому с просьбой ЦНК принять этот пост. Три члена ЦНК должны были выехать навстречу, представиться ему и влиться в его свиту. Создавалось впечатление, что большинство, проголосовавшее за эти решения, заботилось не об успехе восстания, а только о том, чтобы свалить с себя ответственность, переложив ее на сумасбродного пана Людвика. Решительные возражения Падлевского и Бобровского не были приняты во внимание.

Предоставление диктаторской власти Мерославскому было страшным ударом и для того дела, которому Падлевский отдавал жизнь, и для него лично. Падлевский хорошо знал Мерославского, был уверен в его бесплодности как полководца, считал вредными его политические взгляды. Решение о диктатуре ломало все прежние планы. Падлевскому пришлось собрать всю свою волю, чтобы подавить чувство возмущения действиями ЦНК, чувство отчаяния от следовавших одна за другой неудач. «Мы с тобою, — писал ему Бобровский несколько позже, вспоминая об этих тяжелых днях, — подавили личные убеждения, а ты даже и прошлые обиды, приняли [...] в видах торжества революционной правды диктатуру пана Людвика».

Хорошо еще, что для тяжелых раздумий не было времени: нужно было следить за формированием повстанческих отрядов, заботиться об их вооружении и снабжении, обдумывать и осуществлять планы сосредоточения сил для атаки Плоцка. Дни и ночи были до отказа заполнены множеством неотложных дел, приятными и неприятными встречами, совещаниями и переездами. И вот после невероятно хлопотливого дня 10(22) января настала мглистая холодная ночь, в которую должна была произойти первая проба сил повстанцев, возглавляемых Падлевским. Из уединенно расположенных имений и фольварков, из крестьянских хат и лесных сторожек, из наскоро сделанных землянок и шалашей повстанцы начали выдвигаться в указанные Падлевским пункты вокруг Плоцжа. В условленный час он дал сигнал к выступлению.