«За нашу и вашу свободу!» Герои 1863 года - [29]

Домбровский вынес свой план на обсуждение ЦНК в связи с тем, что изменившаяся обстановка толкала его к перенесению срока выступления на более близкое время. Августовский срок был выбран весной: он оставлял вполне достаточное время для подготовки восстания, он соответствовал планам русских революционеров, которые ожидали в это время крестьянских и иных антиправительственных выступлений в России. Но пропаганда в Польше шла успешно и, как казалось, давала результаты значительно большие, чем предполагалось. В то же время с мая 1862 года перешла в контрнаступление реакция. Провокационные пожары и аресты в Петербурге, провалы в некоторых звеньях военной организации, начавшиеся аресты среди варшавских рабочих, участвовавших в конспирации, — все это, а также многое другое беспокоило Домбровского, наводило на мысль, что до августа условия могут существенно измениться в худшую сторону. Арнгольдту и его товарищам из 4-го стрелкового батальона явно угрожал смертный приговор — оставлять их в беде не хотелось. Многие активисты военной и городской организации, с которыми беседовал Домбровский, высказывались за немедленное выступление. Ближайшие его соратники — Потебня, Хмеленский, Матушевич придерживались такого же мнения.

Было решено выпустить листовку с призывом к восстанию, отпечатав ее типографским способом, чтобы она производила более сильное впечатление на солдат. Текст был написан коротко, просто и сильно. «Поляки, — говорилось в листовке, — готовы восстать, подобно отцам и братьям вашим, за свою землю. Они протягивают нам руку помощи — соединимся с ними, и ничто не будет в силе противиться нам. Наши вольные дружины, поддержанные их дружескими полками, пройдут по России с кликами торжества и свободы. Победы наши доставят волю и землю отцам, братьям и детям вашим и позволят вам возвратиться к семействам вашим. Мы, офицеры ваши, готовые сложить головы за свою и вашу свободу, за свободу народа русского и польского, поведем вас при помоши божией на это святое и великое дело! Товариши! Мы скажем вам, когда и что делать, неужели недостанет у вас мужества пойти за нами!»

Сообщая о своем плане в ЦНК, Домбровский готовился к возражениям со стороны колеблющихся. Поэтому он заявил, что все намеченное будет осуществляться независимо от того, какое решение будет принято Комитетом. Кроме Домбровского, Хмеленского и Матушевича, в ЦНК входили в то время Витольд Марчевский и Владислав Даниловский. Первый проголосовал против плана, а второй, проголосовав «за», не замедлил разгласить тайное решение не только своим не очень решительным приятелям из Студенческого комитета, но и прямым противникам вооруженного выступления. Воспользовавшись этим, член дирекции белых Кароль Маевский — беспринципный и расчетливый интриган весьма умеренной политической ориентации — собрал ватагу студентов, ворвался на очередное заседание ЦНК и добился изменения его состава. Хмеленский и Матушевич были выведены из состава Комитета, а вошли в него пять новых членов, в том числе Маевский и несколько его единомышленников. Был введен в ЦНК также представитель кружка «сибиряков» Агатон Гиллер, ставший вскоре одним из лидеров правого, соглашательского крыла красных.

Новый состав ЦНК подверг сомнению слова Домбровского о готовности военной организации поддержать восстание и постановил устроить проверку его заявления. Специальная комиссия собрала на следующий день представителей офицерской организации. Комиссия делала вид, что хочет получить точную инфбрмацию из первых рук, но на деле ее задача заключалась в там, чтобы оправдать предрешенный заранее отказ нового состава ЦНК от предложенного Домбровским плана. Высокомерие и резкость Гиллера, который возглавлял комиссию, произвели на офицеров отталкивающее впечатление. «От вашей информации,— процедил он сквозь зубы, — зависит отсрочка назначенного восстания. Помните, господа, что если, рассчитывая главным образом на помощь военных, мы ее не получим и вследствие этого наше восстание будет подавлено, вы будете в ответе не только за бесполезно пролитую кровь, но и за отдаление независимости Польши и свободы России!» Несмотря на все старания комиссии получить отрицательный ответ, первый из спрошенных офицеров заявил, что приведет в случае восстания роту, а второй — батальон (одним из этих офицеров был Потебня). Продолжая играть роль высокопоставленного ревизора и желая добиться своей цели, Гиллер выдвинул оскорбительное для всей организации требование: дать ему возможность проникнуть в казармы, чтобы убедиться в «добром настроении» солдат. Тогда остальные офицеры, а всего их было не более десяти человек, поспешили сказать, что «сами они пойдут и отдадут жизнь за свободу, но такого влияния, чтобы привести свои подразделения, у них еще нет». По докладу Гиллера ЦНК, разумеется, отменил принятое решение о начале восстания. Домбровский с оказавшимися вне ЦНК Хмеленским и Матушевичем не смирились с создавшимся положением. Опираясь на поддержку городской организации, они скоро добились устранения из состава ЦНК Маевского и еще двух представителей партии белых; примыкавший к белым Окенцкий ушел сам. Несколько позже в состав ЦНК вошел приехавший из Белостока Бронислав Шварце. Он занимал такую же решительную позицию, как и Домбровский. Теперь в ЦНК сложилось неустойчивое равновесие представителей левого и правого крыла партии красных. Обстановка несколько улучшилась, но не настолько, чтобы можно было возвратиться к обсуждению плана Домбровского. Да и момент для его осуществления в первоначальном варианте был упущен» так как царские власти приняли меры предосторожности.