«За нашу и вашу свободу!» Герои 1863 года - [135]

Останавливаться нельзя. Переходя из одного лесного массива в другой, прячась в самую глухомань, повстанцы постепенно подвигались к Августовскому воеводству. Много опасностей подстерегало их на пути. Адъютант Врублевского И. Арамович, например, вспоминает: Под вечер сидели мы [...] на лугу среди болот и просек и делились куском хлеба и крошками зеленого табака [...]. Среди чащ, среди трясин немыслимо было узнать ни дорогу, ни направление. Командир сказал, что надо обождать зари, ибо наступила ночь. Прилегли мы на болоте. Каждый из нас искал места поудобнее у кустов, чтобы хоть голову можно положить чуть повыше. На заре нас разбудили чьи-то покрикивания. Это были казаки, которые ловили своих коней с ночного. Непрерывные утомительные переходы, почти ежедневные столкновения, отсутствие продовольствия и снаряжения заставляли многих повстанцев уходить домой, а командиров оставлять своих подчиненных и скрываться за границу. Врублевский один, кажется, оставался непоколебимым, не утрачивал ни на минуту бодрости и веры в успех.

Силы повстанцев таяли, была уже осень — нужно было обеспечить сохранение хотя бы минимума сил в зимний период. В сентябре Врублевский передал на время командование и поехал в Варшаву с предложением вывести свои отряды на зимовку в Подлясье. Предложение было принято, и намеченный план проведен в жизнь. В ряде боев, происходивших в ноябре и декабре 1863 года на территории Польши, Врублевский снова проявил себя умелым и хладнокровным военачальником, причем особенно удачно он командавал конниками. В конце декабря Врублевский был назначен повстанческим военным начальником в Подлясском и Люблинском воеводствах. В январе 1864 года около Устимова на конных повстанцев под командованием Врублевского неожиданно напал казачий карательный отряд. Он пытался остановить противника, но, тяжело раненный в голову и плечо, упал с лошади. Спасло Врублевского только то, что каратели сочли его убитым.

Местные крестьяне вскоре подобрали его, оказали ему первую помощь и переправили в имение арендатора Ксаверия Склодовского[7], где он мог получить лечение. Когда раны немного затянулись, Врублевский попросил поскорее переправить его через австрийскую границу, чтобы не подвергать опасности своих спасителей. Его переодели в женское платье и усадили в карету вместе с племянницей Склодовского, решив в случае необходимости сказать, что это ее экономка. Необходимость такая возникла, так как карету в пути остановил конный патруль. Фигура экономки показалась солдатам подозрительной, и они намеревались сделать обыск в карете, более внимательно осмотреть находящихся в ней пассажиров. К счастью, подъехал офицер и приказал патрульным оставить их в покое. Когда они отъехали на некоторое расстояние, офицер приблизился к карете и тихо сказал экономке : Приведите в порядок свое лицо ; потом он пришпорил коня, чтобы догнать своих подчиненных. Только взглянув на экономку, путники поняли смысл действий незнакомого офицера: на лице Врублевского были отчетливо заметны струйки крови, которые просачивались из открывшейся раны. Врублевский не знал ничего о спасшем его офицере, но был склонен думать, что это русский.

Через короткий промежуток времени Врублевский добрался до Парижа и лицом к лицу встретился с теми трудностями, которые испытывали многие его соотечественники и соратники по повстанческой борьбе, оказавшиеся в эмиграции. Почти не двигающаяся после ранения рука очень ограничивала возможности Врублевского в отношении приискания заработка: он смог устроиться только фонарщиком. Его обязанности не сложны: следить за исправностью газовых фонарей в нескольких кварталах, вечером зажигать их, а рано утром — гасить. Плохо то, что он должен делать все это в любую погоду — в жару и мороз, в дождь и в снег; трудно носить на израненных плечах тяжелую лестницу, неудобно карабкаться на нее и возиться с фонарем, когда действует только одна рука.

Но самое худшее в том, что заработная плата не может обеспечить его очень скромных потребностей: ему нечем платить за комнатушку, в которой он поселился, приходилось нередко сидеть без куска хлеба. Однако он никогда не жаловался и ни от кого не принимал помощи.

Первое время все помыслы Врублевского были связаны с тем, что происходило в Царстве Польском и во всей Российской империи. Как и многие другие, он еще верил в возможность нового вооруженного выступления в ближайшее время, старался установить контакты с теми, кто остался на родине, искал способов самому возвратиться туда. Постепенно он понял, что царизму удалось задушить революционное движение в Польше, а без этого нечего было думать о новых боях. Летом 1865 года до Врублевского дошли сведения о русских и польских подпольных организациях, привезенные З. Минейко и Я. Домбровским. Однако речь шла о русских городах, о местах, где сосредоточивались репрессированные участники польского национально-освободительного движения, но не о польских землях. В 1866 году до Парижа дошли слухи о жестоком подавлении восстания ссыльных в Забайкалье. Задуманное как широкая совместная акция польских и русских революционеров, оно в результате провалов и неудач вылилось в акт отчаяния, который в лучшем случае мог закончиться лишь побегом нескольких сот политических заключенных.