За нами Москва. Записки офицера - [81]

— А в чем, по-твоему, смысл жизни, Жолтай?

— Это очень серьезный вопрос, товарищ комбат. Надо очень серьезно подумать... Вот мы воюем — не во имя смерти, а во имя жизни. Как в самой жизни, так и в бою, товарищ комбат, мне сдается, самое главное — это сознание чувства ответственности перед людьми, перед всем народом. Когда совесть чиста — интересно живется и умирать не стыдно.

— Да, пожалуй, ты прав, политрук.

— Эти строки поэта почему-то очень нравились моей маме.

— Да, вкус у старухи своеобразный...

— У моей мамы?

— Да, у твоей мамы.

— Она знает множество лирических песен, сказок-небылиц, легенд. Она своим внукам весь вечер рассказывает сказки, и малыши слушают ее, затаив дыхание.

— Сколько вас, всех братьев и сестер?

— Сестер нет. Братьев шестеро. Пятеро ушли на войну. О каждом из них можно сказать, что он стал «человеком с ружьем».

— Правильно. «Человек с ружьем!» Солдат. Красноармеец. Воин — тоже не плохо. Но «Гражданин с ружьем»?.. «Человек с ружьем» — эти слова, мне думается, вполне выражают чувство гражданской ответственности.

— А у вас есть братья, товарищ комбат?

— Есть две сестры. Обе старше меня. Братьев нет.

— А дети у вас есть?

— Когда я уезжал на фронт, жена была в положении. Ребенок должен был родиться в октябре, а теперь конец ноября. А писем нет...

— Будем надеяться, товарищ комбат, что у вас дома все в полном порядке. Скоро получите письмо... Да, теперь я буду караулить нашего почтаря. Если придет письмо на ваше имя, я хочу лично вручить его вам. А вы, по нашему обычаю, за добрую весть подарите мне коня.

— Обязательно подарю, Жолтай.

— Нет. Этим вы не отделаетесь. Устроите банкет.

— Для банкета нужно много всякой всячины.

— Организационную сторону поручите мне.

— Уж не думаешь ли ты ограбить магазин или склад?!

— Нет. Дело обойдется без грабежа, — смеясь, ответил Бозжанов. — Слава богу, в нашем полку резвятся десятки жеребят. Ну вот, с вашего разрешения заколем одного из них, сварим бесбармак...

— Дай дожить до добрых вестей, тогда будет видно...

— Обязательно! Какой может быть разговор, товарищ комбат!

Потом Бозжанов рассказал о своих братьях, тетках и племянниках. Как я понял, он был младшим в большой, дружной и простой семье, и любимцем матери.

— Мне запомнились, — продолжал Бозжанов, — проводы нас в армию, на фронт. Мать собрала всю семью. После ужина она оставила за столом только нас, братьев, и сказала: «Я родила вас. Я воспитала вас. Но вот вы все выросли, самому младшему из вас исполнилось 25 лет, а я стала настоящей старушкой. Началась, дети мои, война. Никого из вас я не держу. Идите сражаться в рядах своих сверстников. Идите и знайте, что я день и ночь буду с тревогой ждать весточки от вас. Я ни с кем из вас не буду прощаться. Я не пойду никого провожать. Идите, и да сохранит вас судьба. Идите! Туго затяните ремни. Поднимите голову. Смело смотрите вперед! Идите!» Так провожала нас мать.

— Где ваши братья служат?

— Нас разбросало по всему фронту. Кроме меня, все рядовыми воюют.

— И ты человек ближнего боя, Жолтай?

— Да, мы все на переднем крае.

— Ты не женат?..

— Учеба, служба на действительной, финская война... Потом начал было приглядываться к девушкам — нагрянула Отечественная. Короче, некогда было, товарищ комбат.

— Ничего, Жолтай! Победим врага, вернемся домой, тогда ходить в женихах будет гораздо интереснее.

— Стой! — прервал нас грозный окрик.

Я назвал пароль. Из густой тени кустарников вышел боец с винтовкой.

— Это вы, товарищ комбат?

В темноте я не рассмотрел его лица. Мы проехали. Оглянулись назад, я увидел на фоне ночного звездного неба четкий силуэт и про себя повторил: «Человек с ружьем!»

Назначение

Противник прорвался в район Истры. Это было неожиданно. Рубеж реки. Истринское водохранилище, сам город Истра и пересеченная местность далее на юг давали возможность, используя выгодные условия для обороны, задержать противника на долгое время. Но надеждам этим не суждено было оправдаться. И не потому, что наши войска не проявили стойкости. Прорыв был результатом какой-то нелепой случайности — из-за отсутствия бдительности.

Всякая неожиданность, естественно, вызывает если не гнев, то, во всяком случае, огорчение и сопряжена с нервозностью, пока не будет выправлено положение. Однако попытки восстановить положение не увенчались успехом, и нервозность продолжалась. Брешь, пробитая противником, расширялась и углублялась. Как на фронте, так и на флангах наши войска вели сдерживающие бои. Мы вынуждены были отойти, чтобы не попасть в окружение.

Организация отхода или выхода из боя — самое трудное дело, это самый сложный маневр, и не всегда он завершается удачно, так как идущий по пятам противник на каждом шагу навязывает свою волю, заставляет перестраиваться. График, составленный штабом, в этих условиях лихорадочно пляшет, как ртутный столб в капризную погоду. Штаб сердится, жмет сверху. Войскам из-за этого тяжело вдвойне...

В суматохе отступательных боев, когда еще не остыл гнев нового комдива, полковник Капров и майор Елин были вдруг отстранены от командования. Ну, в бою, коль отстранен — пока помалкивай, разбираться некогда... Капрова сменил начальник разведывательного отдела дивизии майор Стариков, а сменить Елина было предложено мне.