За нами Москва. Записки офицера - [5]

Шрифт
Интервал

— Доложить, товарищ генерал? — Гофман глазами показал на черную папку, которую он держал в руках.

— Ах, простите, — сказал генерал, обращаясь ко мне, — мы до того увлеклись, что про ваш обед, вернее завтрак, забыли. Идите, товарищ Момыш-улы, поешьте. Он указал на дверь соседней комнаты. — А мы пока с товарищем Гофманом о делах поговорим.

Я сидел за низеньким круглым столиком. Повар подал тарелку щей, заправленных сметаной.

— Стопочку не желаете ли, товарищ старший лейтенант? — заботливо спросил меня адъютант.

В соседней комнате слышался голос Гофмана, докладывавшего генералу. Я не прислушивался к словам. Машинально хлебая щи, я думал о капитане Лысенко. Помню, он прибыл в штаб в первые дни формирования нашей дивизии. Как-то я выходил от генерала Панфилова. В приемной сидел выхоленный кавалерист, с гладкой прической, лихо закрученными черными усами. Он мне напомнил портрет Чапаева без папахи. Кавалерист сидел на стуле вразвалку, расставив маленькие ноги. На задниках щеголеватых сапог блестели аккуратно подогнанные широкие шпоры. Я на ходу отдал ему честь и направился к выходу.

— Слушай, старший лейтенант! — Он остановил меня с кавалерийской фамильярностью, подошел и, взяв меня за локоть, как будто мы с ним давно были знакомы, тихо спросил: — Как он?

— Вы о ком? — не понял я.

— Ты как думаешь, к нему без доклада можно войти? — Он указал глазами на дверь кабинета, но оттуда выглянула голова генерала. Капитан вытянулся во фронт, звякнул шпорами.

— Вы ко мне, товарищ капитан?

— Так точно, к вам, товарищ генерал.

— Войдите.

Звеня шпорами, капитан направился в кабинет. У самой двери он остановился и, знаком подозвав меня, сказал:

— Ты меня подожди, — и вошел к генералу.

«Что за привычка у этих кавалеристов щеголять и со всеми быть на «ты?» — думал я, но остался ждать его. Через десять-пятнадцать минут капитан вышел недовольный и, подойдя ко мне, сказал:

— Ну, пойдем.

Я был удивлен его обращением и подумал, что он, видно, хочет меня сделать своим адъютантом.

— Понимаешь, — сказал он сдавленным голосом, — в пехоту командиром батальона посылает.

— Ну что ж, хорошо, товарищ капитан, я сам напросился в пехоту.

Он удивленно посмотрел на меня и прошипел:

— Ты в своем уме был или нет?

— В своем, — ответил я.

Он молчал. Мы шли в тени по тротуару.

— Знаешь что, — сказал он, — я в этих пузолазовских делах ничего не понимаю... Готовился, десять лет в стратегической коннице служил, высшую кавалерийскую школу кончил... Что же, я все это делал для того, чтобы в пузолазы идти?!

— Не в пузолазы, а в пехоту.

— Ишь ты, какой патриот пехотинский стал! — усмехнулся капитан и, нервно погладив усы, спросил: — Ты лучше скажи мне, где тут у вас можно пожрать?

— Сена или комбикорма?

— Ты, вижу, парень, в фуражах разбираешься... — И мы оба рассмеялись.

Так состоялось наше знакомство. С этого дня мы с ним подружились. Впоследствии на учениях я его часто дразнил:

— Ну как, капитан, в пузолазовских делах разобрался?

Он весело отвечал:

— Малость начинаю кумекать.

Его однополчане рассказывали мне, что от своих он требовал кавалерийского щегольства и быстроты коня, что он вместо «вещмешок» часто говорил «переметная сума», что однажды в походе вместо «становись» он скомандовал «по коням»...

Меня позвал генерал и, предлагая сесть, спросил:

— Ну как, подкрепились?

Я поблагодарил.

— Я вам начал говорить о капитане Лысенко. Ему и его батальону мы многим обязаны.

Генерал подвинул карту и рассказал мне подробности боев. Двадцать первого октября, после двухдневных упорных боев, немцы, по пятам преследуя полк Капрова, наткнулись на узел, обороняемый батальоном капитана Лысенко. Неоднократные попытки передовых отрядов немцев с ходу преодолеть этот узел не дали положительных результатов. Батальон Лысенко осаживал противника. Рассказывая об этом, генерал сказал:

— Должен признаться, товарищ Момыш-улы, я переоценил силы Лысенко и злоупотребил старанием бойцов. — Генерал грустно опустил седую голову над картой, как бы чтя память погибших. — И это была моя роковая ошибка. Я держал пружину слишком натянутой, зная, что она вот-вот лопнет...

Далее генерал, показывая на карте, рассказал о действиях батальона капитана Лысенко. По рассказам генерала и по нанесенной на карту обстановке я представляю бой батальона капитана Лысенко так.

Перед Осташовским мостом стоят несколько подбитых немецких танков. В кювете шоссе валяются мотоциклы, лежат трупы в мышино-серых шинелях. Это передовой отряд немцев, стремившийся с ходу захватить Осташовский мост и обеспечить переправу своим главным силам через реку Рузу.

Лысенко — туго подпоясанный, в кавалерийской венгерке, в ушанке набекрень — на своем наблюдательном пункте, под кирпичным домом на окраине Осташова, по другую сторону моста. Он смотрит в бинокль. Перед его глазами — лафеты двух орудий из кургановского артиллерийского полка, хоботы двух станковых пулеметов на площадке. В траншеях мелькают каски перебегающих бойцов. Кругом оглушающие взрывы вражеских снарядов. Немецкий танк идет прямо на мост, за ним уступом — еще два, поддерживая первый огнем с коротких остановок.


Еще от автора Бауыржан Момышулы
Психология войны

Советские и зарубежные писатели хорошо знают Момыш-улы как легендарного комбата, личной храбростью поднимавшего бойцов в атаку в битве под Москвой (об этом рассказывается в романе А. Бека «Волоколамское шоссе»), а также как автора книг «За нами Москва» (1958), «Генерал Панфилов» (1963), «Наша семья» (1976), удостоенной Государственной премии Казахской ССР имени Абая. В книгу вошли речи, лекции, выступления Б. Момыш-улы перед учеными, писателями, бойцами и политработниками в 1943–1945 гг., некоторые письма, раскрывающие взгляды воина, писателя и педагога на психологию Великой Отечественной войны, на все пережитое. Широкому кругу читателей.


Рекомендуем почитать
Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.