За нами Москва. Записки офицера - [46]

Шрифт
Интервал

Снова застонала земля. Противник обрушил на нас мощный артиллерийский огонь. Мы с Андреевым встали. Неподалеку от нас со скрежетом ухнул тяжелый снаряд. Раздался треск. В воздух полетела одна из наших зениток вместе со всем расчетом.

— Прямое попадание, — побледнев, выдавил из себя Андреев. — Фугасный, замедленного действия, большого калибра.

Немецкая артиллерия била без умолку минут пятнадцать-двадцать. Над Горюнами выросло огромное облако зловещего черного дыма и пыли. На горизонте появились самолеты, и началась бомбежка. Вокруг нашего наблюдательного пункта заквакало несколько разрывов мелких бомб. Мы присели на дно траншеи. Впереди взвились красные ракеты. Взрывы удалялись, раздавались уже далеко позади нас.

— Значит, он переносит свой огонь в глубину, — заметил Андреев и, все еще бледный, добавил: — Как бы, проклятый, не угодил по нашим огневым! — Когда отдаленные взрывы, как бы захлебываясь, зачастили, Андреев сел на пол и упавшим голосом сказал: — Перешел на поражение, значит — засек. Расколошматит, проклятый...

Тревога Андреева была до того заразительна, что я обернулся назад. За Горюнами, как говорится, дым стоял столбом.

— Андреев! Встаньте и посмотрите, что впереди делается, — приказал я ему, не отрывая глаз от дымящихся Горюнов. Из дыма выскакивали бойцы и бросались бегом от укрытия к укрытию. Видимо, это бежали с приказаниями связные. А иные шли ускоренными шагами, внезапно останавливаясь, камнем падали и, повозившись над чем-то, снова вставали и шли, не отрывая глаз от земли, как следопыты. Это связисты восстанавливали связь.

— Идут! — воскликнул Андреев.

Я обернулся. Да, немецкие танки действительно шли, ползли по снежному полю черными жуками, а за ними с опушки леса выходила цепь пехоты. Немцы пошли в атаку.

— Огневая! Немедленно «лев» и «тигр»!

— Огневая! Огневая! Немедленно «лев» и «тигр»!

— Огневая! Огневая! — кричал в трубку полевого телефона Андреев.

Огневая не отвечала.

Танки шли медленно, ведя огонь с коротких остановок, — видимо, им было приказано не отрываться от пехоты. Наши молчали.

— Э! — крепко выругался Андреев. — Именно когда нужно, и нет связи.

— Да, именно, когда нужно, — повторил я и, растерянный, посмотрел на идущих в атаку немцев. В голове у меня промелькнуло: «Что же я сижу в этой яме?»

Признаться, хотелось вскочить и побежать назад. Я обернулся. На окраину Горюнов выскочил всадник и на полном галопе осадил коня, а следовавший за ним другой всадник кувырком полетел с лошади, но быстро вскочил и побежал за своим конем. Конь первого всадника поплясал на месте, дал «свечу», снова поплясал. Всадник, окинув глазами то, что происходило впереди, круто повернул и поскакал назад. Это был подполковник Курганов — артиллерист времен гражданской войны, сотни раз лихо выезжавший во главе батареи на открытую огневую позицию на глазах противника.

Заговорили наши противотанковые орудия, поставленные на прямую наводку на опушке леса по обеим сторонам Горюнов. Я очень жалел, что утвердил решение командира батареи занять позиции на открытой площадке ради возможности кругового обстрела. Зенитки, занявшие позиции на окраине села без всякой маскировки, были разбиты.

...Танк за танком кружились от метких попаданий. Четыре танка уже дымились на поле боя... А мимо них шли новые... Заговорили наши станковые и ручные пулеметы. Немецкая пехота залегла. Как наши стреляли и как нас лупили, описывать не стану, а скажу лишь: завязался настоящий ближний бой.

...Зарычали наши «лев» и «тигр» — подвижной заградительный огонь по ранее намеченным участкам — по опушкам леса на обеих сторонах шоссе. Огонь, правда, был жиденьким, но позади немцев словно чья-то невидимая рука оттягивала серию разрывов все ближе и ближе к перебегающей за танками немецкой пехоте. Когда несколько багрово-черных столбов поднялось в середине боевого порядка немцев, огонь нашей артиллерии участился. Короткие, с треском взрывы следовали один за другим. Казалось, что поле дышало огнем и пылью, а земля стонала от ударов тяжелых молотов.

— Здорово накрыли! Видимо, сам подполковник где-то недалеко отсюда управляет огнем, — сказал Андреев. — Он любит хлестать огнем дивизиона, если противник попал ему на удочку.

— А нас с вами он, наверное, в расход списал.

— Может быть, — грустно ответил Андреев. — Может быть, коль связи так долго нет.

— А вот мы с вами живехоньки и здоровехоньки садим в этой яме и созерцаем.

— Ну что ж, товарищ старший лейтенант, не огорчайтесь, ведь мы с вами связь ждем, а потом — не из пистолета же по танкам стрелять?

Запищал зуммер полевого телефона. Я обрадованно бросился к аппарату.

— Товарищ комбат! Вы живы? — спрашивал взволнованно Степанов. — Лейтенанту Танкову...

— Товарищ старший лейтенант, — пробасил Андреев, — немцы, кажись, оглобли поворачивают.

Я поднялся с места. Действительно, немцы начали отход: несколько танков и самоходных установок (видимо, вновь подошедших) стояли на опушке леса, и вели огонь, прикрывая отход пехоты и танков...

— Товарищ комбат, разрешите контратаковать, — просил Танков по телефону.

— Ни в коем случае!..

— Ведь немцы-то побежали, товарищ комбат.


Еще от автора Бауыржан Момышулы
Психология войны

Советские и зарубежные писатели хорошо знают Момыш-улы как легендарного комбата, личной храбростью поднимавшего бойцов в атаку в битве под Москвой (об этом рассказывается в романе А. Бека «Волоколамское шоссе»), а также как автора книг «За нами Москва» (1958), «Генерал Панфилов» (1963), «Наша семья» (1976), удостоенной Государственной премии Казахской ССР имени Абая. В книгу вошли речи, лекции, выступления Б. Момыш-улы перед учеными, писателями, бойцами и политработниками в 1943–1945 гг., некоторые письма, раскрывающие взгляды воина, писателя и педагога на психологию Великой Отечественной войны, на все пережитое. Широкому кругу читателей.


Рекомендуем почитать
Тайна смерти Рудольфа Гесса

Рудольф Гесс — один из самых таинственных иерархов нацистского рейха. Тайной окутана не только его жизнь, но и обстоятельства его смерти в Межсоюзной тюрьме Шпандау в 1987 году. До сих пор не смолкают споры о том, покончил ли он с собой или был убит агентами спецслужб. Автор книги — советский надзиратель тюрьмы Шпандау — провел собственное детальное историческое расследование и пришел к неожиданным выводам, проливающим свет на истинные обстоятельства смерти «заместителя фюрера».


Октябрьские дни в Сокольническом районе

В книге собраны воспоминания революционеров, принимавших участие в московском восстании 1917 года.


Тоска небывалой весны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Прометей, том 10

Прометей. (Историко-биографический альманах серии «Жизнь замечательных людей») Том десятый Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» Москва 1974 Очередной выпуск историко-биографического альманаха «Прометей» посвящён Александру Сергеевичу Пушкину. В книгу вошли очерки, рассказывающие о жизненном пути великого поэта, об истории возникновения некоторых его стихотворений. Среди авторов альманаха выступают известные советские пушкинисты. Научный редактор и составитель Т. Г. Цявловская Редакционная коллегия: М.


Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.