За нами Москва. Записки офицера - [30]

— Товарищ генерал-майор, вверенный мне полк...

— Здравствуйте, Илья Васильевич. Здравствуйте, — прерывает Капрова генерал, подавая ему руку. — Садитесь, пожалуйста, садитесь, Илья Васильевич, — предлагает Панфилов Капрову.

Потом, не спеша расстегивая крючки на полушубке, говорит:

— Вот что, Илья Васильевич…

— Я, товарищ генерал...

— Вы товарищ полковник, а, по совести говоря, у нас с вами, Илья Васильевич, на деле не выходит ни по-генеральски, ни по-полковничьему, а? Как вы изволите думать, сударь мой?

— Товарищ генерал...

— Я генерал с 1938 года, — повысив голос, прервал его Панфилов. — Что толку от этого, Илья Васильевич? От рубежа Рузы отошел, Волоколамск сдал, а ваш левый фланг... Вы сегодня сдали противнику станцию...

— Я не сдавал, товарищ генерал, у меня отобрали.

При этих словах Капрова Курганов громко хохочет.

Панфилов тоже смеется.

— Значит, вы говорите, у вас отобрали? — спрашивает он.

— Так точно, товарищ генерал! Ведь в нашем боевом уставе предусмотрен и отход. Мы, под натиском превосходящих сил противника, отошли организованно, как это полагается...

— Значит, по уставу?

— Так точно, товарищ генерал!

— Значит, так точно, по уставу, товарищ полковник?

— А вы знаете, что наш устав запрещает отход войск без приказа старшего командира?

— Н-да, товарищ генерал...

— Знаете, Илья Васильевич, у Петра Первого есть такое изречение: «Не держаться устава, яко слепой стены, ибо там порядки писаны, а времен и случаев нет». Вы, Илья Васильевич, не оправдывайтесь статьями устава, тем более они не в вашу пользу, а лучше обоснуйте ваши решения при оценке конкретно сложившейся обстановки боя.

— Он же сказал, товарищ генерал, что не сдал, а у него отобрали. По-моему, это честно и конкретно, — смеясь, говорит Курганов.

— Ну, довольно нам философствовать, и, как говорил Чапаев, «на все сказанное здесь наплевать и забыть!» Давайте-ка лучше разберемся, что у вас тут происходит. Ведь я с товарищем Кургановым не от хорошей жизни к вам пожаловал. Доложите-ка толком, как тут у вас дела?

— Дела, товарищ генерал, по-честному говоря, неважные, даже скверные. Вот посмотрите, товарищ генерал, на карту...

— Зачем карту? Мы же находимся на переднем крае. Лучше покажите на местности. Небось карту я умею читать...

Через час они возвращаются на наблюдательный пункт. Все трое суровы и сосредоточены.

— Ну, что же, Илья Васильевич, показали вы все как следует быть. Немец вас очень уж облюбовал! Обнял он вас по-любовному и никак рук своих разнять не может. Вы жалуетесь, что плохи дела, а я доволен. Держите его так до вечера, а ночью он перегруппируется и утром снова начнет вас молотить.

— Не знаю, товарищ генерал, если он еще нажмет — выдержим ли?

— Что значит — выдержим ли?! — строго перебивает его Панфилов. — Вам приказано держаться!

— Есть, держаться!

— Если вы не растеряетесь, он сегодня серьезную атаку не предпримет — до того он завяз и втянулся в. бой. Дождитесь вечера, перегруппируйтесь и встречайте его огневой пощечиной завтра утром, когда он снова пойдет в атаку. Для нас опасны его танки. Поставьте всю артиллерию на открытую огневую позицию.

— Товарищ генерал, и моих? — встревоженно спрашивает Курганов.

— Да, и ваших.

— А как же тогда с НЗО, ПЗО, СО, ДОН⁵?

— Пусть стреляют прямой наводкой по танкам противника.

— Тогда мы за один день можем потерять всю артиллерию.

— Потерять, разумеется, кое-что потеряем, но не все. Итак, всю артиллерию на прямую наводку, до единого орудия, за исключением моего резерва!

— Слушаюсь, товарищ генерал!

— Самое главное для нас — завтра дать ему бой, заставить его ввести два полка, что стоят в районе Ивановского и западнее Волоколамска. Пока у него поблизости других резервов нет. Надо сбить ему холку здесь, на этом рубеже, а дальше посмотрим, как он будет ковылять за нами. Вы меня поняли?

— Понял, товарищ генерал.

— Вы здесь оставайтесь, — обратился генерал к Курганову, — а я поеду к Елину и Шехтману. Их полкам тоже не сладко приходится, особенно Елину. Сегодня немец весь день артиллерией и авиацией гвоздит и гвоздит по Ядрову, Мыканину, Ченцам, все к шоссе рвется, неугомонный...

* * *

Серое, туманное утро. Как и вчера, громовая артиллерийская канонада... Как и вчера, идут жаркие бои... К полудню туман рассеялся, выглянуло солнце. В воздухе появились самолеты. Они кружатся, просматривают цели, делают заход, пикируют, бомбят...

Лейтенант Березин перебегает из окопа в окоп. Перед мостом, так же как и в Осташове, в кюветах валяются, задрав вверх колеса, несколько мотоциклов, там и сям лежат трупы в мышино-серых шинелях. Немецкие цепи...

— Ведите огонь перебегая из ячейки в ячейку! Два-три выстрела и — марш в другую ячейку, а то он вас укокошит! Живо! Иванов, ты что в белый свет стреляешь? Целься хорошенько. Я тебе дам — пули за молоком пускать....

Так он бежит от бойца к бойцу, от ячейки к ячейке...

На позицию саперов обрушивается беглый огонь крупнокалиберного артиллерийского дивизиона — словно завыл хор сотен ведьм, потом загрохотал сказочно громадный барабан, затем вздымаются ввысь десятки огромных черно-огненных столбов... Со скрежетом, рокотом, гигантскими черепахами поползли танки...