За нами Москва. Записки офицера - [13]

Я жадно вдыхал едкий дым самокрутки. Гнев таял.

Сделалось легче.

* * *

Из рассказа Аалы я выяснил: Попов со своей ротой, преодолевая трудности переправы, крутой подъем на гору, липкую грязь пахотного поля, шел по заданному азимуту. Дошел до Тимкова, наткнулся на боевое охранение противника, атаковал, выбил его, ворвался в Тимково, но тут же, попав под осветительные ракеты и перекрестный огонь заранее подготовленных огневых точек, вынужден был отойти. Видимо, он ждал подмоги: справа — от Филимонова, слева — от Краева, а с тыла — поддержки комбата. Увы!.. Это был всего лишь замысел командира батальона, его мечта. А боевая жизнь показала странную разницу между замыслом и практикой, между мечтой и конкретной обстановкой. Комбат получил необдуманное приказание свыше, а сам принял необоснованное, не соответствующее конкретной боевой обстановке решение, без учета условий местности, времени, погоды, состояния людей. Это ему удавалось и «сходило» на «отлично» на учебном полигоне перед картонным «противником» и «условными данными», а под Волоколамском ему всерьез сказали: «В бою не шутят!» Конечно, эти строки пишутся теперь, а тогда? Тогда я думал совсем иначе.

Давайте вернемся к тогдашней обстановке.

— Где же рота? Где командир? Где политрук? — прервал я сержанта.

— Мой расчет и еще два отделения пехоты, товарищ комбат, волокли орудие и зарядный ящик буквально на плечах, на каждом шагу вязли, а лошади выбивались из сил. Впереди завязался бой. Немец начал освещать, поливать из пулеметов, швырять мины. Трескотня — не знаем, где свои, где чужие, товарищ комбат. Ко мне прибежал посыльный от командира роты и говорит: «Лейтенант приказал вести огонь!» Я думаю: куда стрелять, ничего не вижу...

— Ну и ответил бы ему: «Не вижу — не стреляю», — перебил я сержанта.

— Как же, товарищ комбат, бой идет, немецкие минометчики тоже не видят. Ну, я и решил тоже подать свой голос. Подряд выпалил, чередуя, десять осколочных и десять бронебойных.

— А бронебойные зачем?

— Они ведь трассируют, товарищ комбат.

— Значит, на психику?..

— Как же, и они палили, и мы палили, ориентируясь лишь по направлениям.

— Кишкарт (покороче)! — приказал я на киргизском языке сержанту.

— Ляпбай (слушаюсь)! Затем наши шли назад. Кто-то сказал, что политрук роты тяжело ранен. Немец все освещал, стрелял из пулеметов, минометов. Мы тоже пошли назад. Лошади не тянут, люди выбились из сил. Тут стог сена. Мы больше часа здесь, товарищ комбат.

В это время вдали опять раздались звуки пулеметных очередей. С воем пролетело и, шлепнувшись в грязь почти рядом со стогом, разорвалось несколько мин.

Я встал с места. В воздухе выли мины, шелестели снаряды. Огненными фонтанами вздымались частые разрывы.

— Значит, красные ракеты — это вызов огня по Тимковским горам, — говорю я Аалы. — Немец ведет огонь, подготовив данные по карте, по площадям.

«Неплохая у них организация, — думаю про себя, — налет мощный».

Неожиданно слышу крепкое русское ругательство.

— Ложись!

— Эй! Краев! Бегом ко мне! — ору во все горло, узнав Краева по голосу.

— Ложись!

— Эй, Краев! Галопом ко мне.

— Бегу!

— Где ты до сих пор болтался?

— По-честному говоря, товарищ комбат, заблудился, только теперь, кажись, вышел на свое направление, — признался Краев. — Долго искали переправу, вброд идти было рискованно. Боялся, как бы не потопить пулеметы.

— А теперь даже к шапочному разбору опоздал. Попов увел свою роту; видимо, решил не блуждать во тьме.

— Куда же он ее увел, товарищ комбат?

— Наверное, в Волоколамск.

Я стал Краеву все рассказывать.

— По всему видно, что перед самым наступлением темноты немцы были уже в Тимкове. Думаю, что это их ГПЗ или разведотряд. Дождь и темнота заставили немцев остановиться в Тимкове, и они выставили охранение.

В это время позади нас шлепнулась и разорвалась с глухим треском мина, а затем в поле там и сям возникли красные вспышки нескольких разрывов.

— Противник думает, что мы подкрадываемся прикрываясь темнотой, — продолжал я прерванный разговор. — По всем признакам, в деревне не так уж много немцев, не больше одной роты. Враг боится, поэтому освещает, обстреливает, сигнализирует своим о том, что встретился и столкнулся с нами, просит помощи, вызывает подкрепление.

— Давайте вышибем, товарищ комбат, — говорит Краев.

— Попов ушел, ты опоздал, Филимонова еще нет. Мы упустили момент, потеряли много времени. Взвод за взводом, роту за ротой терять в такой тьмище... Нет, Краев, атаковать не будем.

— А если он пойдет?

— Нет, не пойдет.

Я приказал Краеву послать связного за Рахимовым, развернуть роту в боевой порядок, занять оборону и открыть огонь из пулеметов. Джиенышбаева послал за полутора взводами, оставшимися от роты Попова.

* * *

Пришел Рахимов и доложил, что Филимонов еще не подошел, Попов не отыскался, взвод связи с хозвзводом не пришли, есть ли у нас соседи — еще не установлено...

Потом он сообщил, что у Краева станковые и ручные пулеметы не могут вести огонь, так как во время движения — перебежек по лужам, по месиву раскисшего пахотного поля — все механизмы забились грязью.

Это сообщение Рахимова огорошило меня. Я молчал, не зная, что и сказать. Я понимал, что без полного разбора, чистки и смазки пулеметов устранить задержку невозможно.