За морем Хвалынским - [69]

И вдруг подумал: а может, и не было ничего — ни книг, ни запаха трав, ни самого Нармурада?

Он испугался, пощупал лоб. Лоб был действительно горячий. Негде ему останавливаться, негде ждать здоровья.

Нужно было бороться.

Он вспомнил слова Авесты, которые часто перед сном повторял Нармурад, кланяясь богине Анахите:

«Одно дерево, которое вырастили в пустыне, стоит больше, чем многолетнее подвижничество и истязание себя и своей плоти в той же пустыне».

Нужно было жить…

Он брел по дороге, и тело его будто высыхало на солнце, становилось смуглым и жилистым. Полосатая повязка на голове, халат, шаровары — все, что было на нем, не вызывало у проезжих любопытства. Он спрятал пояс, по которому могли бы узнать, что он когда-то принадлежал к племени магов, и теперь ничем не отличался от всех, кто топтал каменистую дорогу, выбираясь по ней с пустынных горных тропинок или, наоборот, взбираясь на них, чтобы что-то искать в поднебесной стране, где, чем выше, тем более сжимает человеку грудь. Дни за днями шел он, и прохлада гор все более уступала место солнцу, а сами горы оставались сзади и будто уменьшались на глазах. Все чаще попадались поля, на которых, согнувшись и не оглядываясь на прохожих, работали люди. Тянуло влагой от залитых водой ровных полос, где выращивали рис. Все больше около глиняных, слепленных из сырцовых кирпичей домов зеленело деревьев. Было то время, когда наливались соком персики и начинали розоветь гранаты, упрямо высовываясь из-за зеленого покрывала зелени. Около постоялых дворов часто стояли мужчины, разложив на цветном полотенце тяжелые, смуглые кисти винограда, басму и хну для ладоней, чтобы не потели они от жары, соты с медом или первые, такие уже сладкие дыни.

Он подходил, молча клал монету, брал что нужно. Ел, сидя под тенистым платаном, слушая, как говорят о своем старики, которые собирались около чайханы, важно качая головами. Некоторые были в белых тюрбанах, и он знал, — вставая, чтобы пойти дальше, таким людям нужно поклониться особенно низко.

Часто и засиживался, слушая удивительные истории, которые рассказывались вот в такой час, когда солнце не давало выйти из живительной тени и когда особенно мягко журчит вода в арыке, который обязательно струится рядом.

Однажды он услышал рассказ о суфийском поэте Джаффаре аль-Хульди, который после крушения корабля очутился на пустынном острове вместе со своими спутниками. Они уже готовились к смерти и потому давали зарок и обещания Аллаху.

«Один из них сказал, что, если Аллах спасет его, он никогда не нарушит пост. Другой — что будет молиться, делая столько-то поклонов. Третий — что перестанет лгать.

Когда же дошла очередь до Джаффара аль-Хульди, он сказал неожиданно для всех, что дает зарок — никогда не есть мяса слона. Все удивились, услышав это: «Да где же ты найдешь здесь слона и почему именно его?» Но он не хотел слушать уговоры и упреки в богохульстве и говорил свое. Позже, вспоминал сам Джаффар, он признался, что не знает, почему ему пришла в голову такая мысль. Но раз пришла — он дал такой зарок, несмотря ни на что. И вот, что вы думаете?..»

Рассказчик остановился, обвел глазами слушателей. Алекса видел, что даже горделивые старцы слушают не дыша и что-то детское появилось на их лицах.

«Так вот, — продолжал рассказчик, — на четвертый день они, ища что-нибудь поесть, увидели толстого слоненка. Спутники поэта убили его, нажарили много мяса и пировали целый вечер. Но как ни звали Джаффара, он не подошел к ним, хотя сам умирал с голода».

«Ну?» — не выдержал молодой мужчина в желтой рубахе.

Остальные неодобрительно покосились на него.

«А на другой день, когда они сидели, спасаясь от жары, из леса вышла слониха. Она ревела, наполняя пустыню криками, и все спутники Джаффара окаменели от страха и упали на землю, стеная и закрывая себе глаза.

Слониха же, подойдя к ним, начала обнюхивать каждого с головы до ног и, пройдя хоботом по всему телу, поднимала ногу и опускала ее на человека так, чтобы раздавить его. А потом шла к следующему и также убивала его.

Джаффар тоже окаменел от страха и лежал, призывая Аллаха и прощаясь с жизнью. Но слониха, подойдя, обнюхала его два или три раза, будто не веря себе, а потом схватила хоботом и подняла в воздух».

«Неужели и его убила?» — снова не выдержал тот же мужчина, и старейшины укоризненно закивали тюрбанами, оглядываясь на дерзкого.

«Нет, Джаффара она не убила, наоборот, — положив его себе на спину, побежала куда-то. Шли часы, а она все то бежала, то шла. А когда рассвело, осторожно спустила Джаффара со спины и исчезла. А он, опомнившись, увидел себя на большой дороге и, пройдя немного, вошел в город. Жители удивились, увидев его там, а он и сам не понимал, как попал к ним. Потом узнал, что слониха проделала за ночь большой путь и, собственно говоря, спасла его…»

Идя по дороге, Алекса думал о зароке неизвестного ему Джаффара аль-Хульди. Почему вдруг тот дал его? Что и кто подсказал, что тем зароком сбережет он свою жизнь? Боги? Кто из них — Аллах, великий Зардушт или далекий отсюда Перун? И сколько их, богов, на свете? Два, три? Тысяча? А может, нет ни одного, а есть только великая бесконечность, окружающая их, и она имеет свои тайны и законы? И кому будет дано — изо всех тысяч и тысяч на земле — отгадать их?