За мертвой чертой - [2]

Пересиливая слабость и стараясь казаться стойким, я насколько мог быстро приподнялся, встал и оказался лицом к лицу с человеком лет сорока. Нет, не сорока… Ему можно было дать и шестьдесят, и тридцать – у него был какой-то переменчивый вид. Среднего роста, стройный, в шляпе-канотье с низкой тульей – такие сейчас никто не носит. В улыбке, игравшей на губах, было и сочувствие, и коварство. Он походил на француза… как его… Жан… Дальше не помню. Глаза этого типа, непонятно какого цвета, в данный момент излучали дружеское тепло.

Вокруг нас, выронив дубинки, в самых неестественных позах лежала охрана Колмовского. Выпученные остекленевшие глаза, судорожные однообразные движения и беспомощные попытки набрать воздух в лёгкие сквозь мучительные горловые конвульсии. Создавалось впечатление, что этих здоровенных мужиков поразило что-то изнутри, какой-то внутренний негативный заряд.

Достав платочек, я помимо воли охнул от острой рези, пронзившей спину, замер на секунду, пережидая, пока отпустит, после чего вытер разбитый нос, промакнул пораненную кровоточащую губу и постарался, как мог, отряхнуться от пыли и всякой дряни.

– Уходим, – повторил незнакомец и, легонько взяв меня за плечо, развернул в нужном направлении.

– Вы, наверное, каратист или самбист, – сказал я, стараясь не отставать от своего спасителя и непрестанно оглядываясь назад. В сужении переулка под окнами двухэтажного «клопятника» одиноко оставались два чёрных автомобиля, а между ними – плоские неподвижные фигурки охранников. Мне всё казалось, что сейчас они встанут и кинутся за нами вдогонку. – Каратист, самбист или боксёр?

– Ни то, ни другое, не третье. Да не волнуйтесь, Аркадий, из-за хулиганов, напавших на вас. – Он назвал меня по имени, хотя я ему не представился. – Они очухаются только через полчаса. За это время мы можем обойти половину города.

– Ни то, ни другое, но владеете боевыми искусствами.

– Пожалуй, владею.

– Ещё бы не владеть – таких амбалов завалили! А чем вы их – кулаком или ногой?

– Я уж и не помню. Быстро как-то всё получилось: раз – и они на полу, то есть на земле.

– Молодца! Эх!..

Мне льстило, что рядом со мной столь незаурядная личность. Я и сам всегда мечтал быть сильным и ловким, способным отразить атаку множества врагов, немало делал для этого, но где мне было до него!

Незаметно мы оказались на главной улице.

– Вы голодны, вам надо поесть, – сказал незнакомец.

И правда, утром я выпил лишь стакан полусладкого чаю, а уже близился вечер, и пустой желудок напоминал о себе.

Мы остановились перед дверьми «Золотого дракона», лучшего ресторана города, завсегдатаями которого были представители ольмапольского делового, чиновничьего и бандитского истеблишмента.

– Что вы, нас туда не пустят, – сказал я, опустив голову. Пока меня валтузили в том переулке, штаны и рубашка запылились, кое-где виднелись кровавые пятна, и как я ни старался отчиститься, попытки мои были малоуспешны. К тому же ресторан для людей моего сорта являлся запретной зоной. Я и не мечтал оказаться в подобном заведении, да и сейчас в карманах у меня было всего лишь полтора рубля мелочью.

– Думаю, что пустят, – сказал незнакомец и, не колеблясь, взялся за ручку двери. – И не беспокойтесь о деньгах, я угощаю.

Действительно, мы довольно свободно прошли в зал со столиками. Человек, за которым я следовал, держался достаточно уверенно, обслуга немедленно отступала в сторону и даже показывала дорогу. Швейцар строго посмотрел на меня и уже открыл рот, чтобы произнести «А ты куда?», но короткое повелительное мановение руки незнакомца мгновенно лишило его ретивости, и страж дверей склонился в почтительном поклоне.

Нас отвели в дальний угол зала возле окна, откуда хорошо просматривалась вся прилегающая часть улицы. Мы уселись друг против друга.

– Зовите меня дон Кристобаль, – сказал мой новый товарищ.

Раз дон, значит, испанец, но это полностью исключено! Каким ветром выходца с Пиренейского полуострова могло занести в наше захолустье? И так чисто говорит по-русски! Врёт, несомненно. Хотя очень похож… Да пусть врёт. Я находился под обаянием этого человека и многое готов был простить ему.

– Меня вполне можно причислить к пиренейцам, – сказал дон Кристобаль, словно читая мои мысли. И немного дурашливо произнёс несколько слов похожих на испанскую речь. – Dios mio, gue pesadilla! Позже я узнал, что эти слова означают: «О боже, какой кошмар!»

– Вы ведь слышали предположения уфологов, – полувопросительно произнёс он уже на русском, – что в человеческом сообществе вращается немало представителей инопланетных или параллельных миров?

Его слова проносились в моём сознании, как вспышки звёзд в ночных небесах.

– Конечно, слышал. Об этом и по телевизору говорят.

– И каково ваше отношение к подобным разговорам?

– Ну, такие типусы, может быть, присутствуют среди нас, а может – и нет.

– А вам хотелось бы встретиться, скажем, с персоной, прибывшей из параллельного пространства?

В течение диалога дон Кристобаль не спускал с меня пристального изучающего взора. Голос его постепенно стал звучать как бы сквозь вату, со стороны, и окутывал меня лёгкой плывущей кисеёй забвения, через которую не переставал проникать присущий ресторану едва уловимый запах свежесваренного кофе и ещё чего-то вкусного, обострявшего чувство голода.