За Лувром рождается солнце - [32]

– Боже мой! Нестор Бурма, защитник законности, воровал с лотков!

Она откинула назад голову и звонко рассмеялась.

– Я не защитник законности, – сказал я. – И вообще законы плохо скроены. Я выкручиваюсь, и только.

Она поднялась и, ковыляя из-за скинутого ботинка, подошла ко мне:

– Вы становитесь желчны. Выпейте. Это вас смягчит. Когда я брал рюмку, которую она мне протянула, наши пальцы соприкоснулись. Музыка разносилась по-прежнему.

– А сейчас я вас научу танцевать! – воскликнула она, развеселившись, словно маленькая девочка, и надев туфельку на высоком каблуке. – Нельзя пренебречь такой красивой мелодией.

– Обуйте лучше сапоги, – пошутил я. – Иначе я вам все пальцы отдавлю.

– Рискну.

Она меня обняла, и мы сделали несколько неловких шагов. Не слишком удачно. Голова моя кружилась. Ее духи в дополнение к тому, что я выпил, окончательно меня опьянили. Я чувствовал, как в груди беспорядочно стучит сердце. Я остановил ее, обнял за обнаженные плечи и сжал так, что она едва не задохнулась.

– Господин Бурма, – с упреком прошептала она.

– Перестань называть меня господином, – произнес я хриплым голосом.

– Лучше перестань мучить женщину. Мне больно.

Я не ответил.

Еще сильнее прижал ее к себе, еще плотнее придавил к себе, губами впившись в отдающие малиной губы. Она не ответила на мой поцелуй. Я почувствовал, как она напряглась, словно от отвращения.

И я ее отпустил.

– Извините меня, – сказал я. – Вы сами виноваты. Она проковыляла к кушетке и, рыдая с закрытым ладонями лицом, рухнула на нее. Молча глядел я на нее, а затем забрал плащ, надел его и взял шляпу:

– Спокойной ночи, – сказал я. – Спокойной ночи... Женевьева.

Она подняла ко мне залитое слезами лицо, вытерла кончик носа неизвестно где выловленным платочком и бросила на меня испуганный взгляд.

Догнала она меня у самой двери. На этот раз она обхватила меня своими надушенными руками и если только что не ответила на мой поцелуй, то сейчас наградила им сама, причем стоившим многих. Нежная, навязчивая, подсказывающая музыка продолжала разноситься по комнате. Мне казалось, что я прижимаю к своему дрожащему телу целую подшивку журнала "Вог".

Проснулся я с легкой головной болью. Я лежал в незнакомой мне постели. Свою-то я знаю. Там и здесь горбы. У этой их не было совершенно. Через щели в плохо задвинутых гардинах в надушенную чужую комнату едва проникал свет тусклого дня. Рядом с собой я почувствовал вытянувшееся горячее тело. Я повернулся... Женевьева... Она что-то тихо пробормотала и, не просыпаясь, слегка пошевельнулась. Ну что же, свершилось. Они выиграли, все эти прорицатели! Фару, Шасар и другие. Фару! В одном он все-таки ошибался, этот Флоримон. Тридцать лет, уверял он. Может быть. Но среди них были и такие, которые сошли бы за два. Она оставалась прекрасной, но без помощи притираний или искусного освещения лицо показывало... ее истинное лицо. Да и грудь многое утратила из своей горделивости. Я обругал себя. Откуда этот критический взгляд в подобных обстоятельствах? Ах да. Г-н Нестор Бурма, сыщик. Какая все же он будет скотина, если не собьется с этого пути.

Я вылез из постели, одел костюм и прошел в маленькую гостиную. Зажег свет и в зеркале увидел собственное отражение. Г-н Нестор Бурма, сыщик. Да. Бесшумно, методично и осторожно я принялся всюду шарить. Я осмотрел все – гостиную, комнату, ванную, шкаф, одежду. Я не знал точно, что ищу, да, к тому же, и не нашел ничего, но свою грязную работу довел до конца. И если это могло меня утешить, не был первым. По некоторым, едва заметным, да и то заметным только наметанному глазу признакам я обнаружил, что здесь уже недавно прошлись. Может быть, кто-то из сыска. А может быть, другие особы. Я был в гостиной, когда услышал, что меня подзывает Женевьева. Я подошел к ней.

– Не желает ли мадемуазель, чтобы я раздвинул занавеси и приблизил к ней сад Тюильри?

– Боже мой, – проворковала она. – Сколько поэзии... для детектива. Нет, мой любимый. Не прикасайся к занавесям. Утром я так ужасно выгляжу!

Она это сказала не для того, чтобы показаться интересной. Похоже, ее это действительно мучило.

Я прошел в гостиную. Раздвинув гардины, открыл окна и рискнул выйти на балкон. Воздух был ледяным. Желтоватый туман застилал Париж. Но он скоро рассеется. За Лувром рождалось солнце.

Глава одиннадцатая Птички

В десять утра я толкнул дверь своего кабинета. Элен сидела за машинкой и просматривала газеты. Она принюхалась:

– Шеф, откуда вы?

– Из постели. Почти что.

– Я сочла, что вы упали в чан с "шанелью".

– А!

– Придется дезинфицировать ваш костюм.

– Да, пожалуй...

Я показал на газеты:

– Что там новенького, моя любовь?

– Опомнитесь. Вы находитесь в агентстве Фиат Люкс. Не в постели вашей любою!

– И все же что нового?

– Ничего особенного. Звонил Ребуль.

– Что еще?

– Совершенно ничего.

– А Заваттер?

– От Заваттера никаких известий.

– Сегодня пополудни мы нанесем ему визит. Это нас развлечет.

– Вам бы лучше отдохнуть.

– Кове?

– Ничего. Вчера он, наверное, разгромил коммутатор в своем листке.

– А Фару?

– Ничего.

Набив трубку, я спокойно ее раскурил, а потом позвонил комиссару:

– Сообщить нечего, – сказал я.