За кулисами - [29]

Янина не могла этого понять и едва не закатила истерику: «Ты, шлюха, подвинь свою жирную задницу!» — заорала она на Дженни. Еще немного, и она дошла бы до рукоприкладства.

«Ты же видишь, здесь нет места, Янина», — я пытался предотвратить петушиные бои, — «оставь Дженни, пусть сидит здесь!» С другой стороны, мне тоже было жаль. Потому что Янина была клевой тусовщицей. Мне же на долю постоянно достаются какие–то личности, обкуренные и страдающие спастическим параличом, которые, словно одержимые, пичкают меня каким–то никчемным коммерческим мусором. Я каждый раз милостиво отвечал на это: «Сложи свою болтовню в пакетик и выброси за порог!» Но такие люди, как правило, стоят вокруг меня в два — в три ряда, у меня в ухе не успевает высохнуть слюна первого болтуна, как подступает следующий. После них всех Янина была отдушиной для меня. Потому что у нее была только одна тема для разговора: секс. Кто с кем, и когда она делала это в последний раз. Ходячий справочник половых сношений. В высшей степени занимательно, в высшей степени поучительно.

Янина упорхнула, и я позволил Дженни очаровать меня. Через два часа Янина снова возникла перед нами, порядком упившаяся и взбешенная:

«Ты, старая корова, стащила мою сумочку!» — набросилась она на Дженни.

«Эй, ты спятила?» — отрицала Дженни, — «Что мне делать с твоей идиотской сумочкой? Все равно она уродливая!»

Теперь вмешался Йенс и попытался примирить их: «Оставь, Янина! Ты же не думаешь, что Дженни украла твою сумочку? Она все время сидела здесь».

Во время таких вот перепалок я обычно держусь в сторонке, но у меня не было никакого желания терпеть перепалку двух дур прямо под моим носом. Потому я поспешил вставить свое словечко: «Да, правда, Янина, иди поищи в другом месте».

Янина впала в отчаяние и затряслась всем телом. В сумочке были все ее деньги. Ее мобильный. Ее косметика. Десяток презервативов. Все то, что ей нужно было в этот вечер.

Янина не могла сдержаться. В бешенстве она набросилась на Дженни: «Ты, тупая б…!» — бушевала она, пытаясь за руку поднять соперницу с дивана и влепить ей пощечину.

Правду мы с Йенсом узнали позже. Дженни, змея подколодная, действительно свистнула сумочку Янины при помощи сообщника. Она собиралась поиздеваться над конкуренткой, пока та не сделает что–нибудь необдуманное.

Расчет Дженни оправдался в полной мере. Аммер подоспел к концу ссоры. Он схватил мнимую нарушительницу спокойствия и без лишних церемоний выставил ее на улицу: «Вон отсюда! Сгинь». Янина стояла посреди дюн, воплощенный комочек несчастий, и рыдала.

Как выяснилось, у нее не было своего номера в «Вальтерсхофе», она только для вида приплелась в холл вместе с другими. Она, заплаканная и разбитая, полуночным поездом вернулась в Гамбург на пару со светловолосой супругой нашего знаменитого хозяина.

А вечеринка в «Боевом Шлеме» продолжалась до утра. Итог: две сотни пустых бутылок из–под шампанского и сто пятьдесят бутылок из–под водки, над которыми Йенс, Гельмут и я от души потрудились.

В семь часов утра мы в полном составе приплелись в отели и прилегли на три часика.

На одиннадцать было запланировано возвращение в Гамбург. Геликоптер уже ждал на поле. У нас чертовски раскалывались головы, мы нацепили черные очки и едва могли держаться прямо.

«Здорово, здорово» — непринужденно поприветствовал нас пилот с трехдневной бородой и в расстегнутой рубашке. На носу у него тоже сидели черные очки. Потом он пошел в кабину.

«Глянь, странно! Разве он идет не криво?» — обратился я к Гельмуту. Мне это почему–то показалось странным. Несмотря на головную боль. «Почему же он так качается?»

«Верно, старое вьетнамское ранение!» — попытался сострить Гельмут. А потом застонал: «Давай, смирись с этим! Это все равно! Может, у него просто большие яйца! Я хочу домой! Давай наконец–то сядем».

Мы с заспанным видом влезли в машину в надежде, что она по возможности быстро взлетит. Пока пилот укладывал багаж, меня раздражало непрерывное мигание красной лампочки в кабине пилота. У меня и без того уже болела голова.

«Скажи–ка», — обратился я к пилоту, когда он сел, — «а вообще с этой лампочкой все в порядке? Почему она мигает? Это нормально? Так и должно быть?»

«Да–да, все нормально!» — услышал я в ответ.

«Но она меня жутко раздражает! Ты не можешь ее выключить?»

«Нет–нет», — ответил парень и надел наушники, — «это происходит само по себе!»

Конечно, не само по себе. Мотор загудел, лопасти винта зашуршали «Флаш! Флаш!» и леталка поднялась в воздух. Двести метров. Триста метров. Четыреста метров. Я подумал, что сейчас меня вырвет, как раздалось громкое «румс!»

Жуткий ветер ударил мне прямо в лицо, и вдруг раздался адский грохот. Сначала я совсем не понял, что случилось. Сначала Йенс сидел подле меня. А теперь он наполовину свисал из двери вертолета, лицо его было расцарапано вдрызг, глаза широко распахнуты, он яростно молотил руками и что–то кричал.

В том миг я понял только одно: очевидно, дверь геликоптера была закрыта не до конца. И теперь она распахнулась и отъехала назад. Йенс висел между небом и землей, и лишь тоненький ремень безопасности мешал воздушному потоку, исходящему от вертолета, выбросить его.