За кулисами Apple, iЛИ Тайная жизнь Стива Джобса - [74]

— Я была права относительно вас, — говорит она. — Вы злой человек.

— Видимо, да.

— Уйдите, пожалуйста, — просит она.

Лифт в «Дакоте» совершенно древнего образца. Он скрипит и еле ползет. В нем установлены деревянные двери со стеклом и большая латунная рукоятка для выбора этажа, которой управляет лифтер. Это низенький толстый старикашка в униформе и фуражке. Он него пахнет спиртным. Лифтер смотрит на меня, но не говорит ни слова. Старый лифт грохочет и скрежещет, медленно преодолевая один этаж за другим. Деревянный пол поскрипывает, свет мигает. Я закрываю глаза и чувствую, как опускаюсь. Я думаю о Йоко, которая плачет, лежа на полу. На какое-то мгновение мне вдруг кажется, что этот, похожий на обезьяну, лифтер везет меня не на первый этаж, а еще глубже, сквозь фундамент, сквозь подземные коммуникационные шахты, прямо в ад. И знаете что? Я его не виню. Я заслужил это.

53

На улице уже глубокие сумерки. Огромные снежные хлопья кружатся в свете фонарей, как гусиный пух. По улице проносятся такси, разбрызгивая снежную кашицу. Через дорогу в Центральном парке дети играют в снежки. Я вспоминаю те времена, когда жил на квартире в Сан-Ремо, через два квартала отсюда. Мне было двадцать восемь лет, я только что разбогател и точно в такую же погоду гулял по городу с актрисой Сабриной Голд. В ту ночь вся жизнь в городе, казалось, остановилась. Мы медленно шли по западной части Центрального парка, как раз там, где я сейчас нахожусь. Была полночь, и не было слышно ни звука, кроме скрипа снега под ногами.

— Господи, как раз я тоже это вспоминала, — говорит Сабрина несколько минут спустя, когда я стою у дверей ее квартиры. Она все еще живет в этом городе, в красивом доме на Пятой авеню, в нескольких кварталах от нашего оптового склада. За десять лет, прошедшие с момента нашей последней встречи, она успела дважды побывать замужем, причем оба раза за богатыми старикашками с Уолл-стрит, которые были, по крайней мере, лет на двадцать старше ее. Удачно составленные брачные контракты позволили ей укрыться от мира и жить, словно царица. Ее апартаменты занимают два верхних этажа дома, а балкон по площади больше иных квартир. Из ее гостиной, где мы сейчас сидим, открывается прекрасный вид на Ист-Ривер и Манхэттен.

— Я удачно выходила замуж и еще удачнее разводилась, — говорит Сабрина.

Она никогда не фигурировала в репортажах желтой прессы и скандальных выпусках теленовостей. Сабрина ездит, куда хочет, и делает то, что ей нравится, а средства массовой информации не проявляют к ней никакого внимания. Она уже пятнадцать лет не снимается в кино и уверяет, что не испытывает к этой работе ни малейшего интереса.

— Ты хоть представляешь себе, на что мне пришлось бы пойти, если бы я захотела опять сыграть в каком-нибудь фильме? — спрашивает она. Ее южный говорок напоминает смесь меда и виски. — Надо было бы сесть на диету, сделать пластическую операцию. И все это только для того, чтобы сыграть подружку Бэтмена в детском фильме? Нет уж, спасибо. Честно говоря, самое лучше, что придумано в кинобизнесе, — это компьютерная графика. Очень скоро играть в фильмах будут только созданные компьютерами образы, а нас, бедных людей, наконец, оставят в покое.

— Ни один компьютер никогда не сможет создать образ такой женщины, как ты.

— Это верно, но ты же понимаешь, о чем я говорю. — Сабрина хороша тем, что прекрасно осознает свою красоту и воспринимает ее спокойно. Это для нее такой же факт, как то, что у нее высокий рост, что она наполовину ирландка, что она родилась и выросла в Теннеси. У нее роскошные вьющиеся черные волосы, зеленые глаза, небольшая россыпь веснушек в районе переносицы. Прожитые годы никак не сказались на ее внешности. Более того, сейчас она еще красивее, чем тогда, когда я за ней ухаживал.

— Мне пятьдесят два года, — говорит она. — Я нигде не работаю, у меня пять килограммов лишнего веса, и я счастлива. Иногда я встречаюсь со старыми друзьями, которые все еще крутятся в этом бизнесе, и у меня сердце кровью обливается, глядя на них. Годами они сидят в своем Лос-Анджелесе в ожидании работы, уродуют себя пластическими операциями и выглядят, как монстры. Знаешь почему многие из них становятся активистами движений за права животных? Потому что они отождествляют себя с бедными маленькими норками или телятами. Они примеряют на себя их шкуру. Они не осмеливаются рассказывать о том, как кинобизнес обходится с актрисами, и поэтому вступают в общество охраны животных и дерут глотки, защищая бедных маленьких кроликов, живущих в клетках. Дело в том, Стив, что они и есть эти бедные маленькие кролики, которых заперли в голливудских особняках и не дают есть. Господи, это просто ужасно.

Я рассказываю ей о своих встречах в Лос-Анджелесе и о том, как Джейк Грин убил бездомного бродягу.

— Я потому и ушла из кино, — говорит она. — Я ненавидела этих людей. Но еще больше я ненавидела человека, в которого сама превращаюсь. Я становилась одной из них.

Я рассказываю ей о своей беседе с Йоко Оно и о том, как я выкручивал ей руки, вынуждая продавать песни «Beatles» через iTunes.