За кулисами Apple, iЛИ Тайная жизнь Стива Джобса - [38]

В самолете я засыпаю. К вечеру пятницы я добираюсь до своего дома в Пало-Альто и всерьез задумываюсь о том, чтобы продать свои диснеевские акции и полностью уйти из кинобизнеса.

— Кому нужны эти хлопоты? — говорю я миссис Джобс, когда перед сном мы занимаемся с ней йогой. — Кстати, может быть, стоит заодно бросить и «Apple»? Интересно, как они справятся без меня.

— Они и года не продержатся, — отвечает она.

Я рассказываю ей про паренька в Лонхуа, который, не отрываясь, смотрел на меня.

— Бедняжка, — говорит она. — Тебе не нужно было это видеть.

— Я тоже так думаю.

Я уже не раз думал о сложившейся в Китае ситуации и о том, что́ нам следует предпринять. Очевидное решение состоит в том, чтобы платить рабочим достойную зарплату. Но, по словам Пола Дузена, который разбирается в цифрах, это будет означать, что нам придется продавать новый iPod по семьсот долларов вместо трехсот сорока девяти. Следовательно, никто его не купит. Если мы хотим производить товары, доступные для людей, то их все равно придется собирать силами низкооплачиваемых китайских рабочих. А мне из-за этого приходится летать в Китай, видеть все эти ужасы и надрывать себе сердце.

«Мы вынуждены идти на это, — говорил мне в самолете Росс Зим. — Это та жертва, которую нам приходится приносить, чтобы миллионы людей могли пользоваться красивыми вещами, вызывающими в них детское восхищение. Это больно? Да. Вредит ли это нам? Да. Но у нас нет другого выхода. Мы должны страдать, чтобы другие были счастливы. В этом наше призвание».

— Неужели человек в состоянии это вынести? — спрашиваю я миссис Джобс.

— Дыши глубже, — отвечает она. — И с каждым выдохом избавляйся от всего этого.

29

— Я качусь вниз по наклонной, — рассказываю я. — Не могу сосредоточиться. У меня пропал аппетит. Я не могу уснуть, а если усну, то мне снятся страшные сны. Настоящие кошмары.

Я сижу в кабинете своего психотерапевта в Лос Гатосе. Сегодня суббота, и он собирался сходить к своему ребенку в школу и посмотреть пьесу, в которой тот играет, но я попросил его отложить все дела и принять меня. Мой психотерапевт специализируется на лечении сирот и приемных детей. Он занимается регрессией, исправлением кармы и очищением души. На двери его кабинета висит табличка «Доктор Брюс Апстайн». Этим же именем он подписывает счета, но во время сеансов просит, чтобы его называли «Лингхпра». Ему уже под шестьдесят. Он очень худой, волосы собраны сзади в пучок, который доходит до середины спины.

— Расскажите мне о своих кошмарах, — просит он.

Мы сидим на полу в позе лотоса, подложив под себя подушки. В кабинете нет никакой мебели, кроме ковриков и матов. На стенах висят картины с видами Тибета. Кабинет находится на седьмом этаже офисного здания. Через его стеклянную стену открывается вид на горы Санта-Крус.

Я рассказываю о сне, в котором меня распинают рядом с Биллом Гейтсом.

— Вообще-то такие сны видят многие, — говорит он.

— Вы шутите.

— В основном это пользователи «Windows». Они ненавидят Гейтса.

— Правильно делают.

— Эта система накладывает на людей свой отпечаток. Многие желают Гейтсу зла. Мы часто наблюдаем расстройства психики, связанные с «Windows». Это посттравматический синдром.

— Но в моем сне меня тоже распяли. Что это может значить?

— Это отдельная история. Вас подвергли гонениям. Вы понесли наказание за грехи, которых не совершали. Я думаю, что вы и в самом деле чувствуете себя наказанным. Взять хотя бы травлю в прессе. Я представляю себе, как это больно.

— Да, больно, — я беру салфетку, чтобы промокнуть глаза. Я стараюсь не плакать, но это нелегко.

Я рассказываю ему про поездку в Китай и говорю, как несправедливо, что я должен все это выносить.

— Я даже не знаю, как вы все это выдерживаете, — говорит он. — Для этого требуется огромная сила.

— Вы правы, — соглашаюсь я. — Это высасывает из меня энергию, опустошает до дна. А ведь после возвращения мне надо снова приниматься за творчество. От него никуда не убежишь. Я ведь мог бы обойтись и без этого. Можно было бы сидеть на пляже до конца жизни, ходить на яхтах, как Ларри Эллисон, заниматься какой-нибудь липовой филантропией, как Билл Гейтс. Но смогу ли я? Нет. Я, как последний дурак, каждый день хожу на работу. Я работаю по восемнадцать часов в сутки и выкладываюсь на полную катушку. Воюю с инженерами, ору на идиотов, увольняю людей. А мне все ставят палки в колеса. Я слишком много езжу, мало сплю. Зачем? Зачем я все это делаю?

— Мы уже обсуждали этот вопрос, — говорит Лингхпра. — Это пропасть. Пропасть в вашей душе, помните?

— Вы что о себе возомнили, доктор Брюс? Где тут связь?

— Извините. Вы правы. — Он делает паузу, собираясь с мыслями. — У вас в душе пустота, вакуум. И вы пытаетесь заполнить его работой.

— Мне не надо было ездить в Китай. Этот мальчишка. Я все время думаю о нем. Я ведь всего лишь хочу сделать этот мир лучше. У меня есть дар. Я готов поделиться им с окружающими. Но это больно. Просто физически больно. А потом я возвращаюсь сюда и попадаю под огонь собственного правительства. Они пытаются изобразить меня преступником. За что? Потому что мне платили за работу. Согласен, это большие деньги. Но взгляните на ценности, которые я создал. С тех пор, как я возглавил эту компанию, ее рыночная стоимость выросла на шестьдесят миллиардов долларов.