За краем Вечности - [168]

Когда Джек приподнял Розу Киджеру за талию и примкнул к её тёмно-вишнёвым губам в жарком страстном поцелуе, меня пробрал гнев. Один взмах крыльев — и я приземлилась на палубу яхты. Моё рычание, громче тигриного, не покоробило целующуюся парочку, и тогда я наотмашь рубанула по сладострастной прелестнице двухметровым маникюром. Розу разрубило пополам, она повалилась на пол и вспыхнула огнём. Тем самым огнём, который когда-то погубил ее на Кайо дель Пасахе. Через несколько секунд от неё не осталось и следа.

— И как это понимать? — Джек упёр руки в бока.

— Что тут непонятного?! — я всплеснула руками, едва не ударив лихого кэпа маникюром по причинному месту. — Я убила соперницу, и теперь ты только мой!

— Ха-ха, ты убила только одну из моих баб!

— Только одну! — вторили ему два женских голоса. На свет вышли две женщины — идеально стройные, идеально красивые. В идеальных, сексуальных костюмах полицейских. Обтягивающая латексная одежда подчёркивала их гигантскую грудь и осиную (в прямом смысле) талию. Их каблуки едва ли уступали в длине моим ногтям, а сетчатые чулки перекликались оттенками с полицейскими фуражками на их головах.

Блондинка и брюнетка. Элизабет и Анжелика.

— Ты обвиняешься в расизме, ибо ты убила Розу Киджеру! — единогласно воскликнули они.

— О-о, нет! Т-только не п-полиция! — я пискнула и прикрыла рот руками, выставляя на обозрение радужный маникюр.

Полицейские переменились в лице. Посерьёзнели, поражённо раскрыли рты. Будто только что я совершила преступление стократ серьёзнее «расистского убийства». Догадавшись о причине их праведного ужаса и возмущения, я ахнула, попятилась и спрятала ногти за спину.

— О-о, Оксаночка… — Анжелика цыкнула и покачала головой. — Мы-то сперва думали тебя пощадить — подумаешь, убила чёрную! — но тепе-ерь, когда ты показала своё «оружие убийства», ты приговариваешься к расстрелу! Или ты не знала, что радуга — это флаг ЛГБТ, а любая пропаганда карается со всей строгостью закона?!

— Нет, нет, пощадите!

— Нет, нет, не пощадим!

Мне в лицо взглянули два пистолета. Я только и успела зажмуриться. Синхронный выстрел. Тишина. Но нет никакой боли. Нет крови, нет слабости. Глаза в растерянности приоткрылись. Взгляд сфокусировался на Джеке, загородившим меня собой.

— Джек! Боже мой, Джек!

Он будто в замедленной съёмке упал к моим ногам. Крылья за моей спиной исчезли, вместе со смыслом жизни. Я рухнула на колени рядом с ним, рядом с моим капитаном. Остался только мой собственный крик, доносившийся сквозь призму отчаяния:

— Не-ет, Джек! Не умирай!

Ему вторили два голоса:

— О нет, мы убили Джека! Нам теперь незачем жить!

Грохнули два выстрела. Я заставила себя оторвать взгляд от умирающего кэпа: Элизабет и Анжелика не выдержали горя и дружно застрелились. Я почувствовала необходимость повторить их поступок. В крайнем случае не застрелиться, а хотя бы перерезать себе горло маникюром. Зачем жить без него? Зачем мне моя жизнь, когда её цена — жизнь Джека?

— Кхе-кхе… — донеслось вежливое покашливание снизу. Взгляд опустился к Джеку. — Дорогая, ты меня сейчас утопишь в своих слезах.

Я вскочила.

— Джек? Ты живой?!

— Ты расстроена? — Воробей как ни в чём не бывало поднялся, отряхнулся, улыбнулся, усмехнулся.

— Но… Как?

— Ты что, не видела? Когда они в меня стреляли, я стоял к ним спиной. Пули должны были попасть в голову. Но я мою волосы шампунем «Жумайсынба», поэтому мои волосы настолько прочные, что пули не смогли их пробить!

— О, Джек! — я накинулась на него со страстными объятьями. — Слава «Жумайсынбе», ты жив! Я люблю тебя!

— Я тоже люблю себя. Как раньше… так и впредь.

Наши губы слились в поцелуе. Я запустила маникюр под его рубашку и разорвала её на десяток лоскутков. Он в свою очередь поспешил лишить меня платья. Я была готова пригвоздить его к палубе в порыве страсти, но меня остановил его голос:

— Дорогая, давай не здесь, — и Джек выразительно покосился на застрелившихся «полицейских».

— А-а… где тогда?

— К примеру, там, — он указал за борт, на «майнкрафтную» воду.

— Ни слова больше! — я прыгнула на Воробья верхом, переваливая его через борт. Миг падения — и мы рухнули на поверхность воды. Она оказалась твёрдой как асфальт, но я даже не удивилась. И мы сразу же приступили к страстным ласкам…

… Спустя много времени, проведённого в безумном наслаждении в жарких объятьях кэпа, я откинулась на воду, пытаясь утихомирить тяжёлое дыхание.

— Фууух, Джек… Вот это да… — я прикрыла глаза, вытерла пот со лба и заулыбалась. — Это было нереально, спасибо… Меня прежде никто так не уматывал.

Наверное, мы слишком много времени провели в порывах-изгибах-стонах-сплетениях, потому что солнце уже не слепило закрытые глаза. Стало прохладно, и захотелось одеться. Или повторить нашу вакханалию любви.

— А вот о тебе не могу сказать такого же… — прозвучало над ухом, приправленное тяжёлым дыханием. — Роза Киджера была намного лучше и умелей, чем ты. Прости, но мне не понравилось.

— Что-о?! — я, не успев даже глаза раскрыть, резко дёрнулась, пытаясь вскочить, чтобы надавать хаму по морде, но со всей дури стукнулась головой о что-то и с воплем завалилась обратно. — Мм, чёрт! — рука схватилась за ушибленный лоб. Пульсирующая боль расходилась по всей голове. Она возвращала в реальность и растворяла сладкую истому. Так бывает, когда просыпаешься утром, но продолжаешь лежать с закрытыми глазами — уже понимаешь, что всё прошедшее было сном, но ещё не сориентируешься в пространстве и времени.