За краем - [3]

– Не отчаивайтесь, дружище! Вы в порядке. Здоровье – как у быка! – При упоминании о быке Рэй вздрогнул, сразу же вспомнив поднимающуюся из травы тяжелую рогатую голову с выпученными бельмами вместо глаз. – Пока что я стараюсь найти щадящие средства, но есть ведь еще способы. Можно прибегнуть к лечению электричеством, – снова дрожь по телу, – гипноз, например…

Врач остановился напротив Лингфилда и потеребил нижнюю губу. А после принялся возбужденно мерить шагами кабинет.

– Да! Конечно же – гипноз! Я спишусь с самим Фалькруа! Если потребуется, вызову даже графа Мотеруэлла или, наоборот, отправляю вас к нему в Глазго, это уже детали… Гипноз! Посмотрим, правда ли все то, что говорят об этой дьявольской штуке!

Но Рэй молчал, потому что врач, сам того не желая, только что признался в профессиональном бессилии. У него не было ничего – ни за шиллинг три пенса, ни даже за сотню золотых гиней, – что могло бы помочь несчастному рыбаку.

– Решено! Я немедленно сажусь писать в Глазго!

В порыве Халенс даже не поинтересовался, что пережил за истекшую неделю его пациент. И Рэю оставалось спешить к пристани, потому что по всем признакам к вечеру ожидалось сильное волнение, и нужно было успеть добраться до Хелмсдейла или хотя бы к Дорноху, пока не начнется шторм.

Он опоздал. Едва баркас прошел четверть пути, как поднялся сильный встречный ветер. О том, чтобы идти в крутом бейдевинде, используя штормовой парус, не могло быть и речи. Морская гладь, ставшая вдруг свинцовой и переставшая быть гладью, задышала крупной зыбью. Верхушки волн – пока еще низких и покатых, обросли белыми барашками. Седой Эрл-Кит, шкипер баркаса, прозванный так за то, что когда-то ходил на китобое к Новому Свету, посмотрел на Рэя, но тот и сам – опытный рыбак! – понимал, что нужно идти обратно. На развороте в борт ударила первая тяжелая волна – предвестница других ударов. Глухо отозвалась обшивка, и баркас задрожал, как струна. Потом трещала парусная оснастка, когда, подгоняемый холодным попутным ветром, набравшим свежесть, баркас мчался в Нэрн. Волны вставали уже вровень с фальшбортом, и пришлось причаливать в военной гавани, откуда только что, в переливах боцманских дудок, ушел старый броненосец, сопровождаемый двумя миноносными катерами. Такой шторм военному кораблю не в диковину. Наверняка кто-то из ретивых адмиралов давно желал провести штормовые учения. И серый, похожий на гигантский утюг, корабль принялся разбивать могучей грудью вал за валом, окутываясь тучами брызг, пока его грузный силуэт не растворился в пелене дождя.

Этот броненосец позже заглянет в сон Лингфилда, только там он станет другим – израненным, черным от копоти сражения, с сорванными броневыми плитами и пожарами по всей палубе. А сам Рэй окажется заперт в тесном каземате носовой орудийной башни, где было не продохнуть из-за едкого запаха жженого тола и раскалившихся казенников морских орудий. Но сначала ему пришлось пережить кое-что похуже.

Шторм продлился двое суток. Вместе с ним с моря на берег обрушилась страшная гроза. Молнии били почти так же густо, как в кошмарах рыбака. На станции дилижансов, где он появился, кутаясь в плащ, одолженный у врача, сказали, что все рейсы отменяются. Единственным экипажем, который отправился в путь, оказался фургон фельдъегерской службы. Впрочем, королевская военная почта ушла совсем в другую сторону, в Лоу-Баки. Насквозь промокший рыбак вернулся к особняку с кирпичной дорожкой. Поэтому доктор Халенс получил возможность очно наблюдать – каковы они, кошмары его пациента, и как велико их разрушающее воздействие. Сразу после громкого пробуждения Лингфилда Халенс измерил ему давление, простукал со всех сторон, выслушивая в стетоскоп, и изумился, насколько неистовый пульс разыгрался у Рэя. Они до самого утра пили чай, за чашкой чашку, и молчали. Рэй – от неловкости, что доставил столько хлопот, а врач – оттого, что ему нечего было сказать. Потом Халенс поднялся к себе в спальню, а Лингфилд заново расположился на диване. И снова проснулся – с криком, красными кругами под веками, тяжелым дыханием…

К вечеру, когда гроза поутихла, но на море еще бушевал шторм, пассажирское сообщение было восстановлено. Правда, дилижансы отправлялись только до Бонар-Бриджа, да и то не доезжая до города. Каким-то образом стало известно, что мост через реку смыло потоком, а саперы ожидались только к третьему дню. Но такое уже случалось не в первый раз. И Лингфилд знал, что все лодки, имеющиеся в городе, к утру будут заняты извозом через реку. Еще можно было сойти раньше, в Тейне. Между Тейном и Дорнохом лежал залив шириной всего в четыре мили. Там тоже можно было найти лодку. Решив так, Рэй оплатил место в дилижансе, еще раньше обещав доктору Халенсу прибыть, как всегда, в пятницу. В дороге его сморило, но стоило подбородку уткнуться в грудь, как тут же появился сон-кошмар. Остальные пассажиры начали перешептываться между собой, видимо, сочтя Рэя за человека, которого мучает совесть. Им было невдомек, в чем тут дело. А Рэю вовсе не хотелось объясняться. Как и было решено, он вышел в Тейне. Прямо на станции познакомился с лодочником, поджидающим здесь лишнего заработка, и, сторговавшись на шести пенсах, они отправились к причалу. Но там оказался почтовый пакетбот, и Рэй изменил намерения, тем более что пакетбот шел прямо в Хелмсдейл. Весьма кстати! Лодочник затянул старую песню неудачников – каковы нынче цены на смолу и дерево, как тяжело содержать в порядке весла и как плохо изменять договоренности. Ему было наплевать – что станет делать Рэй, оказавшись в Дорнохе, на полпути от дома. Но получив утешительные три пенса, лодочник отстал и пошел обратно на станцию, ловить других пассажиров. Пакетбот оказался резвой лошадкой и под пыхтенье двух котлов домчал к Хелмсдейлу всего за два часа. И вот тут, как только Рэй спустился по сходням, его посетило ужасное предчувствие непоправимой беды. Сам не зная почему, он побежал. Мимо рынка и конфетной фабрики, через центральный сквер, вдоль полицейских конюшен – домой! С каждым шагом, приближающим его к окраине, Рэй все яснее и яснее представлял печальное лицо супруги. Никогда еще не посещали его подобные чувства. А потом, свернув в переулок, Рэй увидел свой дом, и у него подкосились ноги…