За колымским перевалом - [8]

Такая система организации сложного промышленного комплекса в условиях Крайнего Севера позволила за невероятно короткий срок, всего за два-три года, развернуть добычу золота практически на всех месторождениях, обнаруженных геологами в различных уголках Колымы. Сегодня геологи находили россыпи золота, завтра в тайгу направлялась колонна людей с трактором, тащившим на прицепных санях самое необходимое оборудование. В кабине трактора сидел директор, имея в кармане приказ об организации прииска и план добычи золота. Люди шли через непроходимую тайгу в пятидесятиградусные морозы, сквозь недельные пурги, через снежные заносы и километровые наледи; те, которые добирались до места, рубили бараки для жилья, снимали пустую землю с золотоносных песков, сооружали деревянные колоды для их промывки, готовили тачки.

Наступала поздняя колымская весна, начиналась массовая промывка песков, и неиссякаемым ручьем тек в кассу государства драгоценный металл. Трудно переоценить огромную роль, которую сыграл валютный цех страны (как стали по праву называть Колыму) и в годы создания социалистической экономики, и в суровое время Отечественной войны, и после окончания ее, когда страна залечивала раны.

Жарченко вспомнил американского сановника, приехавшего к нему на прииск, чтобы лично убедиться, есть ли у русских чем расплатиться за помощь, которую Штаты собирались оказать нашему народу в борьбе с фашистами.

О бесстрастным выражением холеного лица шел он но полигону, приближаясь к промывочному устройству, по обеим сторонам которого десятки рабочих пробуторивали песок, привозимый на тачках. Склонился над колодой и замер, ткнул пальцем в плотную спрессованную массу крупчатого металла. Жадным взглядом он медленно прошелся по многометровой длине деревянного короба.

Русские не обманули. Договор можно было подписывать.

Теперь все это позади. Давно нет Дальстроя, создана такая же область, как и в центральных районах страны. Теперь, говорят, главное не золото, а люди, здесь живущие. Требуют комплексного освоения таежного края. Говорят много, красиво. А не кажется ли тебе, директор, что люди стали потихоньку перерождаться? Как бывало тяжко нам здесь, но мы были увлечены делом. «Я», «мое» — было там, за спиной. А теперь «мое», «мне» — вылезло вперед и заслонило дело. Вот первый коммунист района Тарков… Что стало у него главным в жизни?

Думай, директор, думай! Тогда ты поймешь, почему Тарков сознательно пошел на прекращение подготовительных работ. Знает же, сукин сын, что обрекает на провал работу десятков тысяч людей в будущем году. Ошибка? Заблуждение? И что делать? Продолжать отстаивать очевидное — подберет рычажок и сковырнет с директорского кресла.

— Петр Савельевич, — окликнул Гриша, — машины под перевалом показались. Надо бы успеть проскочить, а то прижмут у скалы.

Опустившись с перевала, выехали на берег многоводной реки. В долине стало просторнее, округлые вершины сопок раздвинулись к горизонту.

Стой! остановил Жарченко. — Заворачивай к старателям. Или нет, езжай на прииск. Пройдусь пешком до горного участка. Одному побыть хочется. Достань из багажника портфель и ружье. Да, все спросить тебя хочу: помнишь того старателя? Он один приходил в гараж?

— Вроде бы один. Не помню. Хотя нет, Гончаренко, был с ним. Точно!

— Гончаренко? Электрик?

— Был электриком. Теперь в артели. Старается. Ко мне прилепился, как сургуч к посылке. В старатели заманивал. Пентюх ты, Гриша, говорит, чего за баранку уцепился? С твоими бицепсами, говорит, сам бог заказал копейку стучать на золотом фарте. За один сезон отхватишь столько, сколько весь гараж за десять лет не заработает.

— И ты не затосковал?

— Как сказать. Деньги кому бывают лишние? В их артели, Гончаренко хвалился, за месяц по десять тысяч на нос пришлось.

— Просчитались, когда определяли- расценки за грамм. Поправим.

— Теперь уж до конца сезона не тронете.

— Посмотрим. Значит Гончаренко в старатели подался. А может, Гриша, тебя тоже в старатели двинуть?

— Как это двинуть? За что?

— Ты же механик, техникум закончил. А я задумал создать на прииске старательский участок. От старательской добычи нам теперь не избавиться. Что ни говори, а там, куда прииску со своей техникой не забраться, артельщики золото зубами выгрызут. Хочешь не хочешь, а надо задуматься. Нельзя отдавать им золото на откуп — разворуют.

— Вы заметили, по поселкам джигиты с Кавказа на своих машинах разъезжают? Наверняка перекупщики.

— Вот почему мне и нужен среди старателей свой, надежный человек. Начальником участка пойдешь?

— Не получится.

— Почему?

— Они меня за первым пеньком прирежут.

— За что?

— Воровать не дам.

— Боишься?

— Народ они хоть и веселый, да мне их шутки не по нраву.

— А ты все-таки подумай, а?

В этом месте ключ был широк, не перепрыгнуть. Жарченко посмотрел выше по течению. У края расщелины, куда стремительно скатывалась речушка, из воды торчал валун. В тот момент, когда нога ступила на камень, он услышал женский голос, заглушаемый шумом горной речки. Он оглянулся, качнулся назад, скользкий камень предательски сдвинулся, и Жарченко, нелепо взмахнув руками, грохнулся во весь рост в большую яму. Ружье он удержал, но портфель отлетел в сторону и быстро исчез среди камней. Жарченко выбрался на берег. Снова послышался крик, он поднял голову и прямо над собой увидел женщину, прижавшуюся к отвесной стене. Обеими руками она держалась за корень лиственницы, свисавшей сверху.