За Хребтом - [48]

– А ты лучше всех знаешь, что правильно? – спокойно спросил лейтенант, не глядя на собеседника.

– Уж получше вас. Я, между прочим, член Конторы, организации, которая сейчас борется против тех, кто вас оболванил. То, что они внушают вам, неправильно. Мы хотим сделать Демиругию свободной и справедливой.

– А с чего ты решил, что у тебя этих шор нет и твои убеждения правильны?

– Потому что это понятно любому здравомыслящему человеку. Нельзя цепляться за пропаганду как за руководство к жизни. Это навязанное мнение, нужно думать критически.

– Люди, которых я считаю здравомыслящими, считают, что Устав дает возможность жить правильно, – пожал плечами Сурнай.

– Ты меня вряд ли поймешь, – вздохнул Лемор, – мы по разные стороны баррикад.

– Я вижу это иначе, – рассудил лейтенант, – ты говоришь, что твои взгляды правильны, а мои нет, так?

– Да, вам запудрили мозги, чтобы вы лучше подчинялись командам.

– Но почему ты считаешь, что твои убеждения на самом деле верны? Ведь я могу сказать обратное с теми же доводами.

– То, что у тебя в голове, тебе продиктовал Военный Комиссариат, в котором одни подлецы и нахлебники.

– А тебе, как я понял, диктовала Контора, в которой одни предатели и изменники, так?

– Нет, Сурнай. За мной стоит правда, – воинственно сказал подпольщик.

– А правда, Лем, у каждого своя, – усмехнулся лейтенант, – ты точно такая же марионетка, как и я. Твои друзья также рано или поздно сложат жизни за идеи какой-то Конторы. Только я сложу ее за Родину и без капли сомнения, ведь так сказал Устав. У солдата можно отнять все, но Устав всегда будет с ним. И солдат всегда будет знать, правильно он поступает или нет. А на что ты опираешься, откуда берешь уверенность? За кого готов погибнуть? За кучку подлецов, которые хотят захватить власть? Когда ты будешь лежать и умирать, раненный пулей в попытке сделать революцию, ничто в голове не скажет: «Ты погиб за правое дело». И последней твоей мыслью будет осознание того, что все это было зря. И это самое страшное.

– Зато я погибну свободным.

– Свобода человеку в радость только тогда, когда хотя бы во что-то в этом мире можно верить без оглядки, – на лбу Сурная выступил пот.

– Так тебе в Уставе написали? – угрюмо спросил Лемор.

– Это причина, по которой я полностью отдал себя службе. А в Уставе сказано, что наша свобода – в дисциплине, – закончил Сурнай и принялся делать глубокие вдохи, восстанавливая дыхание, сбитое разговором.

Лем что-то задумчиво хмыкнул и отвернулся, сосредоточившись на дороге.

* * *

В то время как трое арестантов во главе с военным пересекали нейтральные территории, в Демиругии, на подземных уровнях здания правительства, кипела работа. Лабиринт из бетонных коробок бесконечных кабинетов и коридоров, их соединяющих, находился в движении. Со стороны могло показаться, что снующие, как муравьи, люди пребывали в панике и носились от одной двери к другой без всякого смысла, но кто так подумал, ни разу понятия не имеет о работе этих мест. На самом деле, каждый шел по определенному делу, и, если присмотреться, во всей этой суетливости напряженной беготни была некая упорядоченность и четкая структура.

Все подземные этажи огромного здания делились на два крыла. Если свернуть на выходе из комнаты со множеством лифтов налево, то попадешь в те самые легендарные «застенки» Надзора Над Общественностью, о которых частенько перешептываются люди по ночам, выпучив от страха глаза. Им и невдомек, что путь в эти «застенки» пролегает через самые обычные кабинеты с обыкновенными служащими. Если же повернуть направо, то перед глазами предстанет точно такая же вереница скучных рабочих мест, в которых, однако, обитает уже совершенно другая структура охраны порядка и стабильности страны. Называется он «Комитет внутренней безопасности и разведки» или по-простому контрразведка. Рядовой обыватель Демиругии зачастую проживает целую жизнь, но так и не узнает о том, что эти две структуры существуют раздельно и цели у них, в общем-то, разные. Вопреки распространенному мнению, правительство Демиругии делило угрозу от внешних агентов и от своих внутренних подпольных бунтарей.

Впервые за долгое время глава контрразведки Берий Маркович стоял в своем кабинете, возвышающемся над остальными офисами, и наблюдал настолько оживленное состояние своего Комитета и Надзора одновременно. Последний раз такое волнение поднималось только лет пятнадцать назад, когда один из генералов Вооруженных сил учинил инцидент, ныне не существующий ни на одном информационном носителе. Имея в подчинении значительную часть ракетных войск, он начал требовать какую-то крамольную ересь от правительства, угрожая тяжелым вооружением. Ох и лихо пришлось тогда повозиться! Но ничего, убрали бунтаря, а за руководство этой операцией Берий Маркович закрепил за собой звание полковника Вооруженных сил и получил пост главы Комитета, на котором находится и сегодня.

«И вот опять, – с раздражением подумал полковник, – чем они только в Надзоре занимаются? Это ведь надо было. Не что-то там, пропустили начало массовых беспорядков! Революция чуть не произошла, а они только зашевелились. У ступеней главного входа до сих пор сгоревший броневик не убрали».