За грибами в Лондон - [26]

Запросто, «демократично», сказал бы я, заходим в шумную пиццерию. Встаем в очередь.

– А нельзя с лауреатом без очереди? – спросил я.

Он усмехнулся:

– Это только у вас!

– А вон в ту пиццерию, через дорогу, нельзя? – предлагаю я. – Там пусто!

– Э, нет! – усмехается Иосиф. – Тут меня знают все, а там – никто!

Мы садимся с пиццами.

– Да, – произносит он. – В первый раз я выступал здесь за пятьдесят долларов!

А теперь (по его требованию) всем нам – по полторы тысячи, как ему! Так и не успел его как следует поблагодарить… Вечером мы сидели в комнате Голышева, уничтожая привезенные нами водочные запасы. Иосиф разгорячился – вспоминали друзей, улицы, дома, где жили разные потрясающие типы.

– Ничего – после инфарктов твоих? – спросил Голышев, открывая вторую бутылку.

– А! – Иосиф махнул рукой.

Супруга его, которая так и просидела весь вечер словно мраморное изваяние, вдруг встала во весь свой гигантский рост, четко, без малейшего акцента произнесла:

– Мудак! – и вышла из комнаты.

Мы были в шоке! На кого это она так? Ну что ж, пора, видимо, расставаться!

Уже в полусне появилось: солнечный школьный коридор – и рыжий картавый мальчик что-то возбужденно кричит, машет руками. Так я впервые увидел его.

«Мне кажется, мы хорошо пообщались, без понтов!» – с этой мыслью я засыпаю.

…Проснулись мы рано – но Иосиф уже уехал.

– Сейчас мчится уже по «хайвею» в другой университет! – говорит Голышев. – Такая жизнь – приходится крутиться!

Я вспоминаю обшарпанный «Мерседес», более чем демократичный наряд Иосифа… Может, это вовсе не пижонство, как вначале подумал я, а суровая реальность?

– А как же Нобелевка? – спрашиваю я.

– Иосиф – настоящий русский интеллигент! – усмехается Голышев. – Умудрился получить Нобелевку именно в тот год, когда она была минимальной!

– Это по-нашему, – сказал я.

Американский футбол

До отлета я еще успел побывать в Нью-Йорке и повидать нескольких бывших земляков, по которым соскучился. С москвичами я расстался при въезде в Нью-Йорк. Сначала вышла Таня, как только мы съехали с высокого виадука, в начале забитой машинами улицы, улыбнувшись и помахав. После этого водитель – старичок в шоферском кепи – как-то строго посмотрел на меня. Что-то я уже делал не так? Я протянул ему написанный по-английски адресок моего нью-йоркского друга Ефимова, который собирался тут меня приютить.

– Ноу! – отрубил вдруг шофер и вернул мне бумажку.

– Как это – «ноу»?

Я был потрясен. Элизабет же сказала нам, что нас довезут. Но не сказала, правда, куда. Голышев взял из моих рук листочек.

– Это чей адрес?

– Ефимова. Он мне написал, что можно к нему.

– Нью-Джерси! Это даже не Нью-Йорк. Другой штат. Далековато. Две речки переезжать. Для Нью-Йорка в этот час – нереально. Увязнем надолго.

– Как-то странно: любимого друга обнять здесь, выходит, проблематично?

– Еще как! Другого адреса, попроще, у тебя нет?

Хорошо, что у меня было много друзей в Питере, оказавшихся теперь здесь! Другого друга достал. У меня, как у шулера, полная колода друзей!

– А! Вот это более-менее реально: Квинс! – одобрил Голышев.

Дал мою бумажку водителю – и он буркнул:

– Йес.

Поехали. Пока напоминает больше нашу улицу Мориса Тореза, «точечные дома». Громыхает метро, вылезшее наверх. Но такое и у нас есть! Похоже, так я и не увижу настоящий Нью-Йорк с его небоскребами – как герою повести «Москва – Петушки», несмотря на все его старания, так и не удалось увидеть Кремль.

– А вот это дом Довлатова! – показывает Голышев на дом вдалеке.

Стандартная новостройка – хотя уже и не новая. Вот где прошла его бурная американская жизнь!

– А на кладбище нельзя заглянуть? – вырвалось у меня.

– Знаешь, – сказал Голышев уже с досадой, – тут не «заглядывают!» Тут едут. Причем с большими проблемами. Сиди и не рыпайся. Не сбивай!

И вот еще точечный дом, и мы вдруг останавливаемся.

– Ну, давай! – говорит Голышев. – Твой дом! А меня Иосиф где-то в Бруклине поселил – надо доехать.

– Пока! – Я выхожу.

«Пока» тут скорее звучит как «прощай».

– Там, наверное, «доормен»… – высунувшись, говорит Голышев. – Ну как бы вахтер. Сможешь объясниться?

– Офф коуз!

И я остаюсь один. Поднимаю голову. Та же «не новая новостройка»! Никакого дормена нет. Но и лифт почему-то не спускается. Какой-то ключ, наверное, надо вставлять? За границей всегда что-то надо знать, чего ты не знаешь! Есть ощущение нереальности, «того света». Чистая лестница, с цветами на площадках, кажется уже раем: можно и пешком.

Открывает Вика.

– О! Я слышала, что ты здесь, гуляешь с Иосифом, но уж никак не чаяла, что появишься!

– Ну как же! – восклицаю я.

Не говорить же, как было дело! Темновато и тесновато, по сравнению с их квартирой на Петроградской.

– А Михаил где?

– На работе, где же еще, – говорит хмуро.

Растопим лед!

– О! – грохаю бутылкой об стол. Таких бутылок с зажигательной смесью несколько у меня!

Но разговор не зажигается.

– Удостоился, значит? – говорит Вика.

– Чего?

– Великого нашего лицезреть.

– Да он нормальный! – восклицаю я.

– Ну да! – усмехается Вика. – Дома у него теперь знаешь как? Во главе стола сидит он, рядом – предыдущие лауреаты Нобелевской, за ними – будущие лауреаты. Дальше – лауреаты других премий, а нас, грешных, в самом конце, если место найдется!