За гранью возможного - [4]

Только принялись за еду, как в дверь постучали и в горницу осторожно вошли и остановились у порога сразу десять человек — старики, старухи, женщины с детьми.

Белобородый старик, опершись на темную от времени еловую палку, глухо откашлялся.

— Да мы, Герасим Леонович, не к тебе… — Он замялся, переступил с ноги на ногу, отчего тихо скрипнула половица. — Тут кажут, у пришлых комиссаром немец. Так мы до него, не откажи глянуть…

— Ну и народ, уже все знают! — раскатисто засмеялся Комар. — Выходи, комиссар, коль народ тебя бачить пришел.

Линке, не зная, как себя вести, нехотя поднялся из-за стола. Он был по-юношески строен. И если бы не морщинки на лице и мешки под глазами, говорящие о пережитом, никто не поверил бы, что он всего на два года моложе Рабцевича.

Старик подступил к нему и, сузив выцветшие глаза, оглядел всего — от хромовых сапог до красноармейской фуражки.

— Гэта так, — старик вздохнул, — и все же немец. Чудно, немец иде против немцев.

— Я, папаша, не против немцев иду, я против фашистов. Вспомните, как у вас в гражданскую войну было: не русский против русского шел или белорус против белоруса, а рабочие и крестьяне — против помещиков и буржуев, — пояснил Линке.

И вновь крестьяне подивились: немец так чисто говорит по-русски, а главное, вместе с партизанами будет воевать.

До утра просидели Рабцевич с Комаром. Обо всем переговорили. Комар рассказал об обстановке в Кировском районе, где успешно действовали несколько партизанских отрядов. Несмотря на наличие в некоторых населенных пунктах (и прежде всего в самом Кировске) фашистских гарнизонов, на частые рейды карателей, хозяевами положения в районе являлись партизаны.

— Главная беда у нас в том, что нема взрывчатки и минеров, — признался Комар.

Рабцевич дружески похлопал его по плечу, успокоил:

— Не горюй, Герасим, поделимся с тобой взрывчаткой, много не дадим, у самих мало, но для начала хватит, потом добудете. Подготовим вам и минеров. Однако и ты сделай одолжение: дай часть своих людей, так-то легче будет освоиться.

Рабцевич тут же приказал Змушко выделить кировцам немного принесенной с собой взрывчатки, поручил Шагаеву, Пантолонову и Жавнеровичу подготовить группу подрывников.

Немного вздремнули. Устроились прямо на полу. Удобства не ахти какие, хозяйка постелила на пол одежду — всю, какую нашла. Главное, что в помещении, а не в лесу или на болоте, посреди мошкары.

Разбудил всех беспокойный Комар. Спал он или нет, но был бодр и весел.

— Вставай, Игорь, посмотри, каких я тебе людей привел. — Еще вечером Рабцевич попросил называть его только по кличке.

— Сейчас, сейчас! — Рабцевич подошел к окну.

На улице выстроили в шеренгу несколько рослых, крепких парней.

— А почему не у всех оружие? — спросил Рабцевич.

— Где ж его взять? — вопросом на вопрос ответил Комар. И тут же добавил: — Они у меня отчаянные, добудут.

Рабцевич недовольно засопел.

— Мне, Герасим, не столько отчаянные нужны, фашиста ведь только этим не одолеешь. Нужны хитрые, смекалистые.

Комар в усмешке прищурил глаза.

— Копаешься?.. Узнаю тебя! Да они ж белорусы, а когда ты слыхал, чтоб белорус да без хитрости был?

Рабцевич обернулся к Змушко.

— Альберт, — это кличка Змушко, — выйди познакомься, отбери, потом я побеседую.

Объяснив Комару, что группа имеет специальное задание и люди нужны проверенные, надежные, Рабцевич отобрал пятнадцать человек.

К обеду, чтобы не стеснять Комара своим присутствием, Рабцевич вывел бойцов за деревню. Остановились в лесу, недалеко от опушки. Для жилья соорудили шалаши, строить землянки не было смысла — все равно скоро уходить.

Под деревней Столпище Рабцевич пробыл чуть больше двух недель. За это время бойцы под руководством Линке и Змушко сделали несколько вылазок к фашистам. В деревне Михалево разгромили небольшой вражеский гарнизон; на железной дороге у станции Ящицы сожгли сарай, где хранилось сено; потом подорвали вражеский состав со скотом; в деревне Поболово взорвали маслозавод.

Взорвать завод, расправиться с фашистским главарем и охраной помогли русские военнопленные, работавшие там. Их было трое, и все попросились в отряд. Среди них выделялся Сергей Храпов, который впоследствии стал любимцем отряда…

Потом в группу влилось еще несколько человек из подпольной комсомольской организации деревни Китин.

Людей у Рабцевича прибавилось. Это была уже не группа, а целый отряд. Дело оставалось за базой.

Как-то, проводив Линке в деревню, где он по просьбе Комара должен был побеседовать с партизанами о положении на фронтах, Рабцевич с несколькими бойцами побывал на месте намеченной в Москве базы. Возвратился Александр Маркович под вечер задумчивый, усталый. Нехотя поужинал и закурил возле своего шалаша. К нему подсел Линке. Помолчали.

В стороне на полянке бойцы кипятили в кастрюле на костре чай. Доносились шутки. Рабцевич смотрел на бойцов, но думал о своем. Очнулся, услышав басовитый голос:

— Я — старшина Процанов, разрешите обратиться.

Рабцевич поднял голову. Старшина был настолько худ, что форма сидела на нем точно с чужого плеча. Большие серые глаза смотрели неуверенно.

— Слушаю, — проговорил Рабцевич.