За гранью снов - [60]

Мэтт знала, что в кухне шел разговор. Натан задавал Таше вопросы. Если сосредоточиться, подумала Мэтт, то можно услышать, что он спрашивает и что отвечает Таша. Часть сущности дома была соединена с Натаном, хотя он не управлял напрямую его движениями. Дом мог проникать в него, воспринимать через его чувства. Так он мог видеть, что происходит, хотя своего зрения у дома не было, и мог настроить слух на то, чтобы лучше понимать звуки речи, хотя он мог слышать и говорить и без Натана. Натан зачастую обращал больше внимания, чем дом, на то, что говорится. Хотя, если дом упускал из виду что-то существенное, он всегда мог покопаться в памяти призрака.

Мэтт интересовало, как Натан относился к дому и их связи. Может, он вовсе и не думал об этом. Может быть, призрак всегда был так связан с домом, и его это уже не раздражало. Мэтт немного углубилась в разум дома. Дом любил Натана. Он знал, что однажды Натан захочет покинуть его, и понимал его. Их связь поддерживалась чем-то извне, чему они не в силах были противиться. Так что им еще повезло, что они нравились друг другу и прекрасно ладили между собой.

Эдмунд прислонился к стене. Используя поверхность дома как свою собственную, Мэтт погладила ладони и спину Эдмунда. Он вздрогнул, но потом успокоился.

— А где Мэтт? — спросила Сюди.

— Ей нужно выполнить поручение, — ответил Эдмунд.

Дом продолжил объяснять ей.

— Та женщина — это образ, который ты дала мне и который я сложил из воспоминаний других людей, которых я узнал. Мне он очень нравится.

— Понятно.

— Можно мне взглянуть, что вы обнаружили в своем путешествии?

Мэтт беззвучно вздохнула и сказала:

— Давай.

Она погрузилась в свои воспоминания и заново прожила эти два с половиной дня. А дом молча наблюдал. Когда она закончила, ей показалось, что прошло еще два дня, но люди были все еще в кухне, и Эдмунд все так же стоял, прислонившись к стене.

Сюди заварила чай, дотронулась до стены и попросила, чтобы к их приходу мебель в гостиной была готова. Дом обставил гостиную так, какой она была, когда Натан в ней жил: стулья с витыми ножками, оттоманки, маленькие столики с вазочками и безделушками, арфа, пианино, картины на стенах, канделябры над камином. Мэтт почувствовала шаги, когда все переходили из кухни в гостиную.

— Спасибо, Мэтт, — сказал ей дом. — Ты хочешь выйти сейчас?

Находиться внутри дома было странно и уютно. У Мэтт было такое ощущение, что здесь, внутри этого пурпурного бассейна энергии, ей ничего не страшно. Здесь можно было думать о чем угодно, чувствовать, а решения будет принимать кто-то другой. Ее хранитель.

Ей же вообще не нужен хранитель, правда? В принципе, нет.

— Я готова выйти, — сказала она.

Дом выпустил ее на кухню, отпуская помаленьку. Она отделилась от стены и мягко, чтобы не было синяков ни у нее, ни у дома, разорвала их связь. Наконец, она сама шагнула вперед и взглянула на себя.

— Эй, это не мои волосы, — возмутилась она.

По ее плечам ниспадали длинные, светло-каштановые волосы до пояса. Голубые джинсы и зеленая рубашка, которые она надела с утра, стали бирюзовыми, а ее армейские ботинки превратились в кожаные английские сапоги по колено для верховой езды.

— И одежда не та. Как ты мог забыть?

— Извини, — сказал дом.

— Ты можешь сделать мне стрижку? — спросила Мэтт, прижимая ладони к стене.

Сначала она чувствовала только твердое дерево. Она надавила сильнее, и напряжение поверхности исчезло. Она снова слилась со стеной.

— Представь, как ты выглядишь, — велел ей дом.

— Я не знаю, как я выгляжу.

— Тогда представь, как ты хочешь выглядеть, какими должны быть твои волосы, одежда.

— Мне понравились эти сапожки, у меня таких никогда не было.

— Они принадлежали кому-то, кто жил здесь много лет назад. Я забыл отметить, в чем ты была, когда вошла внутрь меня.

— Да одежда-то мне нравится, но я не ношу такие яркие цвета. Да и волосы вроде бы ничего, но мне с ними как-то непривычно. Я сейчас не готова ко всем этим переменам. Я хочу свою обычную стрижку. — На самом деле она не стриглась уже месяца два, и волосы порядком отросли, но поскольку они еще не лезли в глаза, она их и не трогала.

— Представь себе, чего ты хочешь, — снова повторил дом.

Мэтт подумала о своей прическе, одежде, ботинках. Через минуту дом легонько вытолкнул ее обратно на кухню. На ней все еще были сапожки для верховой езды и одежда странного цвета, хотя уже не столь ослепительно-лазурного. Волос ей уже было не видно. Она подняла руку и нащупала короткую стрижку.

— Спасибо, — сказала она. — Все это так странно. А если бы я захотела стать повыше ростом, или потолще, или рыжеволосой? А что, если бы я представила себя абсолютно другим человеком?

— Такое вполне могло быть, — ответил дом.

— Потрясающе!

В кухню вошел Эдмунд.

— Мэтт, все в порядке? — спросил он.

— Думаю, да. — Она посмотрела на свои руки, потом пощупала грудь, живот, ноги. — Я хорошо выгляжу? — спросила она, ощупывая свое лицо. Раньше она не особо задумывалась о лице и не рассматривала его. Вдруг она его сейчас неправильно представила? Дом бы этого сам не почувствовал. Он не разбирался в том, как должны выглядеть вещи и люди.