За гранью снов - [59]

Она захлопнула дверь, но не смогла оторвать руку. Посмотрев вниз, она увидела, что ее рука слилась с дверной ручкой: заканчивалось ее запястье, и сразу начиналась ручка; внутри стекла руки тоже было не видно. Она тянула, но вытащить руку не смогла.

— Дом, — мысленно позвала она. Ей пришло на память, как Джулио проваливался в крыльцо и видел все с высоты кошки, прежде чем дом полностью поглотил его.

— Заходи внутрь.

— Отпусти меня.

— Пожалуйста, Мэтт, зайди.

— Прямо сейчас?

— Да.

— Что ты хочешь? — спросила Мэтт у дома.

— Карту того, что вы нашли.

— Ты не мог подождать с этим?

— Но Таша сейчас здесь. На кухне. Мне надо знать.

Мэтт чуть не зарычала от досады. Эдмунд шагнул к ней. Но она прислонилась к двери и исчезла, растворившись в костях и мышцах дома. Она некоторое время ворочалась, потягивалась, пристраивалась поуютнее, а потом она осознала то, что в ней находятся люди: Таша, которая представлялась белым пятном, чужим, непонятным, ведущим себя странно; Тэрри — такая знакомая и привычная; замечательная Сюди; Натан, часть дома и Эдмунд, глаза которого горели красным огнем, и руки обжигали.

— Дом, что ты сделал? — крикнул Эдмунд.

— Спокойно, все в порядке, я сама согласилась, — мысленно просигнализировала Мэтт.

Она знала, что Эдмунд мог слышать, что говорил дом, когда был вот так разгорячен.

— Перестань пылать.

— На что ты согласилась? — спросил Эдмунд. Часть жара ушла из его ладоней.

Мэтт некоторое время обдумывала вопрос, потом сказала:

— Согласилась войти в сон дома. Не думаю, что это надолго.

— Ты уверена, что все в порядке?

— Абсолютно. Я дам тебе знать, если что-то пойдет не так. Спасибо, Эдмунд.

Он прижался щекой к ней — через дверь. Она послала ему тепло.

Через мгновение он оторвался от нее и пошел на кухню, где собрались Таша, Терри, Натан и Сюди.

— Дом, ты что-то поместил внутрь меня, — сказала Мэтт.

— Мы говорили об этом во снах.

— Я не помню.

— Вспомни, — попросил дом. И Мэтт представилось, как она сидит на берегу моря, прижимаясь к седой смуглой женщине. Женщине, в которую дом превращался во сне. И ее теплые руки обнимают Мэтт. Они обе смотрят на океан. У Мэтт в груди разливается теплое ощущение комфорта и полной безопасности.

— Ты помнишь меня? — спросила женщина.

— Чем я могу помочь тебе, мама? — спросила Мэтт, и голос ее был совсем молодой, теплый, задорный.

— Ты можешь разыскать моих детей и собрать их всех дома?

— Конечно, — ответила юная Мэтт.

Женщина погладила ее по спине и поцеловала в лоб.

— Спасибо, Мэтти. Спасибо, вот тебе хлеб на дорогу. — Она дала ей булку. Она была большая, теплая, желтая и на вид сладкая.

— Это надо оставить на потом? — спросила Мэтт.

— Нет, можешь съесть сейчас.

Мэтт откусила. Вкус был изумительный: сладкий, сочный, с привкусом ванили и лимона. Она прожевала и проглотила. Потом почувствовала, что в ее желудке происходит что-то странное. Не боль, не тошнота, скорее, просто удивление.

— Что это? — спросила она, прижав руку к животу.

— Это помощь на будущее.

Мэтт доела булку. Каждый укус был как небольшой приятный шок. Она облизала пальцы.

Женщина погладила Мэтт по голове. Мэтт осознавала, что волосы у нее были, как прежде — густые, волнистые, по пояс. Взглянув на себя, она увидела, что и тело у нее, какое было в двенадцать лет: стройное и мускулистое от занятий танцами.

Потом она переключилась на какое-то странное, головокружительное видение. Она была уже той взрослой Мэтт, много путешествовавшей и всякое повидавшей, и одновременно двенадцатилетней Мэтти, доброй, сильной, наивной. Мэтти разговаривала с кем-то, кого любила и кому доверяла, с кем-то, кто напоминал ей умершую маму. Мэтт знала, что это дом в облике женщины, и ей показалось, что дом ею манипулирует.

— Мама, а как это поможет? — спросила Мэтти.

— Оно укрепит твою волю, — сказала женщина. — Если кто-то будет навязывать тебе злую волю, ты сможешь противостоять этому.

— Здорово, — сказала Мэтти, ничего не поняв, но почувствовав себя успокоенной.

— И это будет напоминать тебе обо мне, — шепнула женщина.

Мэтт вынырнула из воспоминаний и снова оказалась внутри пурпурного потока энергии дома.

— Ты вспомнила? — спросил дом.

— Кажется, да, — ответила Мэтт. Она подумала о том, как переборола заклинание Терри. Так, значит, хлеб на дорогу, да? А как же голос, который разговаривал с Эдмундом ночью? Это что, тоже проявление силы воли?

— Как получилось, что в том сне я была ребенком?

— Именно в таком виде ты появляешься почти во всех наших снах, — ответил дом.

— А как получилось, что в этих снах ты появлялся как мать?

— Этот облик я принимаю в наших снах.

— Почему?

— Я не знаю. Это ты дала такой образ.

Некоторое время они молчали. Мэтт слышала, на кухне Сюди набрала в чайник воды; Мэтт отчетливо чувствовала ее руку на кране. Потом Сюди дотронулась до старой плиты. Через ладонь, которой она ее касалась, Сюди попросила дом зажечь плиту. Ее просьба буквально впиталась в кожу дома, и тот ответил ей теплом. Дом еще помнил те времена, когда плита была раскаленной от того, что на ней много готовили. Мэтт представились какие-то чужие люди, суетившиеся на кухне, сковородки и кастрюли на плите и уголь в топке. Сам дом вспомнил только тот жар в прошлом, и вот плита нагрелась в настоящем. Сюди вовремя успела отдернуть руку, пробормотала благодарности и поставила чайник на одну из конфорок.