За гранью снов - [42]

— На кладбище, — сказала Мэтт.

— Серьезно?

— Да, в канун Рождества.

Дейдра рассмеялась:

— Очень похоже. Мэтт, а ты тоже ведьма?

— Нет. Я умею делать кое-что, но это совсем не похоже на то, что делает Эдмунд. Я просто смотрю на вещи и разговариваю с ними.

— Не дай ей одурачить тебя, — предупредил Эдмунд Дейдру. — У нее сильный дар.

Дейдра внимательно посмотрела на Мэтт, потом открыла дверь и вышла.

Мэтт и Эдмунд последовали за ней.

Ступеньки крыльца были сделаны из половинок бревен. Домик выглядел неотесанным и потрепанным погодой. Он напомнил Мэтт летние лагеря. Правда, она сама никогда не бывала в лагере, но именно такой образ сложился у нее по книгам и фильмам. Он совсем не был похож на жилище взрослого человека.

Мэтт и Эдмунд прошли за Дейдрой через крыльцо. Пока Дейдра отпирала дверь, Мэтт дотронулась до стены. Она не задавала никаких вопросов, просто хотела посмотреть, заговорит ли дом.

— Кто здесь? — спросил дом сонным голосом.

— Мэтт.

— О!

И оба замолчали.

Мэтт перестала разговаривать с вещами, как раньше, и почти не использовала свое внутреннее зрение, чтобы узнать, о чем думают люди и что видят во снах. Сейчас она чувствовала себя в безопасности. Означало ли это, что она впадает в спячку, как этот дом? Она точно потеряла нюх. Она поняла это, как только снова перешла в режим выживания.

— Я чувствую, что должна кое-что рассказать о своей жизни, — заговорила Дейдра, — но я не буду этого делать. Вам просто придется либо принять это, либо нет. — Она открыла входную дверь и включила свет. — Только не выпустите кошку.

Идя вслед за Эдмундом, Мэтт сразу заметила кошку: огромную и очень пушистую, с голубыми глазами, какие бывают у сиамских кошек. Она была темно-коричневого цвета с песочными подпалинами вокруг глаз и на макушке. Грудка и мордочка, а также кончики лап были белые. Кошка очень хотела выскользнуть на улицу. Мэтт перекрыла ей путь ботинком. Кошка покогтила ботинок, потом отступила на шаг и села, глядя на Мэтт с упреком за то, что та закрыла дверь.

— Это Пипа, — сказала Дейдра, — ей не нравится, когда ее гладят.

«Надо же, назвала, как скунса из мультика», — подумала Мэтт.

Дейдра подошла к телефону, висевшему на стене, и набрала номер.

— Привет, Расс. Это я. У меня сегодня гости, так что не удивляйся, когда увидишь перед домом машину, ладно?… Хорошо, тебе тоже спокойной ночи, — сказала она и повесила трубку.

Мэтт и кошка неотрывно смотрели друг на друга. Во время своего бродяжничества Мэтт встречалась с кошками, она даже спасала котят, пристраивая их в приюты. Это всегда оставляло у нее странное чувство. Сама-то она редко оставалась в приютах; а разве кошки по своей натуре не такие же бродяги? Да, но некоторые из них могли пропасть раньше, чем научатся выживать. Поэтому она относила их туда, где о них позаботятся. Она и с брошенными детьми проделывала такое пару раз.

Но собственной кошки у нее никогда не было.

Кошка моргнула, отвернулась и стала изучать Эдмунда. Вот теперь Мэтт огляделась вокруг.

В передней части дома у левой стены стояла кровать, застеленная одеялом. Перед ней деревянный столик XVI века. У правой стены стояли забитые до отказа книжные полки и телевизор с видеомагнитофоном на подставке. Пол покрывал истертый плетеный коврик. Где-то от середины комнаты начиналась лестница, которая вела на мансарду. Там в полумраке Мэтт заметила кровать и еще какую-то мебель.

Дальше было что-то вроде столовой-офиса. У стены слева стоял компьютерный столик, а справа — серый карточный стол. Вокруг него были расставлены три изогнутых металлических стула.

Под мансардой размещались кухня, ванная и туалет. В кухне стояла небольшая плита, и от нее поднималась труба, проходя через мансарду на крышу.

Вдоль всех стен в доме были развешаны полки, на которых плечо к плечу стояли куклы, глазея на них. Пупсы, Барби (одна даже в скафандре), фарфоровые куклы в старинных нарядах, крохотные куклы, напоминавшие персонажей мультфильмов, тряпичные куклы, наручные куклы, представлявшие героев и злодеев из комиксов, кукла-цыганка, кукла из Индии, маленькая кукла в шотландской юбке, играющая на волынке, — слишком много кукол, чтобы рассмотреть их, и все глазели на Мэтт. Она тоже уставилась на них.

— Вот, — сказала Дейдра, чтобы нарушить затянувшееся молчание. — Садитесь. Хотите кофе? Или лучше чаю?

Эдмунд прошел к кровати и уселся на нее.

— А какой чай у тебя есть? — спросил он.

— Черный, лимонный, мятный, еще какие-то травяные, которые я унесла из ресторана. Ты какой предпочитаешь?

— Мятный, — ответил он.

— А ты, Мэтт?

Мэтт покачала головой. Она никак не могла выиграть у кукол в этой игре в гляделки. Они никогда не мигали. Почему куклы? В воспоминаниях Джулио о Дейдре не было ничего похожего на куклы. Просто такая стойкая суровая девочка, которая любила пускать в ход кулаки.

— Я люблю обычный чай, если у тебя найдется молоко и сахар к нему, — сказала Мэтт. Она подошла и села рядом с Эдмундом, привалившись к нему, а он обнял ее за плечи.

Интересно, что скажут эти куклы, если она заговорит с ними? Вдруг они расскажут больше, чем нужно, а это несправедливо по отношению к Дейдре. Лучше и не пытаться. Хотя у одной из фарфоровых кукол было такое лицо — широко открытые карие стеклянные глаза, нарисованные губки полуоткрыты, — будто она вот-вот заговорит. Мэтт очень хотелось взять ее в руки.