За гранью слов. О чем думают и что чувствуют животные - [15]

За неделю до того, как я поставил в этой книге точку, ко мне пришло письмо от австралийского коллеги, занимающегося исследованием кораллов, с такими вот словами: «Желаю удачи с книгой, хотя провести грань между антропоморфными факторами и тем, что происходит на самом деле, думаю, непросто». А я думаю, что самое большое препятствие – уже упоминавшийся перекос в сознании, который попросту мешает нам увидеть, что же происходит на самом деле. Боясь впасть в антропоморфизм, человек отмечает, что собака скребет пол, и будет всячески открещиваться от того, что она хочет (о, это страшное слово!) гулять. Никто же не знает, что на самом деле собака думает: «Так, ребята, либо выведите меня, либо я сейчас надую на пол» (а она именно так и думает). Конечно, собака хочет гулять. И если вы от этого открещиваетесь, готовьтесь подтирать лужи.

Способность – и потребность – устанавливать глубокие социальные связи между индивидуумами уходит корнями глубоко в прошлое. Она значительно старше человека. Родительская забота, удовлетворение, дружба, сострадание, тоска – все это существовало до возникновения человека.

Наш «мозговой провенанс»[8] неотделим от головного мозга других существ. Об этом позаботился плавильный котел бытия, бурлящий долгие миллиарды лет. Но все сказанное выше можно отнести и к разуму. Человеческий разум возник наряду с разумом других существ на одном долгом витке бесконечной спирали Жизни.

В глубинах подсознания

Как нам представить себе мировосприятие слона или мыши? Ни слон, ни мышь не могут рассказать нам, что и как они думают. А вот их мозг может. Сканирование головного мозга доказывает, что первичные эмоции, такие как печаль, радость, ярость или страх, а также стимулы – голод и жажда – являются, по мнению светила современной нейронауки Яака Панксеппа, порождением «глубинных и самых древних участков мозга», то есть гнездятся где-то в глубинах подсознания.

Сегодня в лабораторных условиях можно спровоцировать ту или иную эмоциональную реакцию реципиента путем электростимуляции определенных мозговых структур. Выяснилось, что ярость и у человека, и у кошки возникает при раздражении током одного и того же участка мозга.

Есть и другие доказательства сходства наших с животными ощущений: например, аналогичные реакции на психотропные вещества. У крыс, так же как у людей, может развиться зависимость от психодислептических наркотиков, вызывающих эйфорию. Навязчивые состояния у собак являются результатом тех же патологий головного мозга, что и биполярное расстройство личности у человека. Это одно и то же заболевание, и для облегчения состояния пациентов используют одни и те же препараты.

Стресс приводит к выбросу в кровь животного тех же гормонов, которые можно обнаружить в крови издерганного человека. Так, в организме речных раков, получивших в ходе эксперимента слабые удары электрического тока, отмечался повышенный уровень кортизола – так называемого гормона стресса. После дозы хлордиазепоксида – транквилизатора, который раньше широко применялся при невротических расстройствах, – раки вылезли из укромных мест, где прятались, вновь начали ползать и копаться в грунте, то есть вести себя обычным образом. В отчете об эксперименте подчеркивается, что под воздействием стресса «…ракообразные демонстрируют невротические реакции, свойственные позвоночным».

Крабы и омары неоднократно по моей вине подвергались испытаниям значительно более серьезным, чем слабый разряд электрического тока, так что после такого заключения я испытываю угрызения совести. Может, перед тем как отправлять новую порцию ракообразных живьем в кипяток, стоит дать им (или себе) дозу хлордиазепоксида? Или вообще отказаться от креветок и сварить в этой воде спагетти?

Страх у многих животных «запускает» древнейшие биохимические механизмы, не претерпевшие в ходе эволюции никаких изменений, что вполне объяснимо: инстинкт самосохранения любого живого существа велит ему в условиях подстерегающей на каждом шагу опасности сидеть и не высовываться.

У полосатых аквариумных рыбок данио-рерио, которых часто используют для научных экспериментов, страх проявляется так: они начинают беспорядочно метаться по аквариуму и перестают копаться в грунте. Австралийский исследователь Кулум Браун отмечал подобное поведение как реакцию данио-рерио на большие дозы кофеина и феромонов – гормонального секрета, который рыбки выделяют как сигнал тревоги. Интересно, что их болевые рецепторы обнаруживают, как пишет профессор Браун, «…поразительное сходство с человеческими».

Ситуации, провоцирующие болевые ощущения, стимулируют «в переднем мозге рыб процессы, аналогичные тем, что отмечаются у человека». Как рыбак, я со всей ответственностью заявляю: допустить, что рыба чувствует боль, значит лишить себя удовольствия от занятия, связанного с причинением ей этой боли. Поэтому рыбаки вынуждены закрывать глаза на этот факт. По логике вещей такая важная первичная эмоция, как страх, должна зародиться на самой заре эволюции и неизменно сохраняться в ее ходе как защитный механизм, обеспечивающий выживание рядом с недремлющими хищниками. И эта логика оказывается верной. Исследователи, изучающие одного из крупнейших представителей заднежаберных моллюсков – аплизию (лат.