За гранью цинизма - [2]

Однако Людмила и Елена прекрасно понимали, насколько трудно приходится в базарном ряду после театра их подруге, и поэтому в такие «роковые» минуты оставались благодарными слушательницами.

Исключительно на счет жизненных невзгод относили и едкий сарказм Веры.

— Милая, — тряхнула прядью Елена, — и на солнце есть пятна. А в любом темном царстве обязательно — луч света. Отчего же любое пятно закрывает многим луч? Почему мы зачастую не понимаем: накладываясь, они, в лучшем случае, дают серое? А его и так вокруг в избытке. Мы к этому постепенно привыкаем и уже не чувствуем, что у нас начинается самый страшный — душевный дальтонизм.

— Ну вот, нашелся добровольный адвокат у сильного пола, прямо Генри Резник в квадрате! — обхватила руками колени Вера. — На протяжении веков возлюбленным бросали к ногам царства, возносили их на трон, дарили звезды. Из-за женщин шли на верную смерть, совершали безумные поступки. А теперь? И ты их еще защищаешь!

— Да, теперь у них все по-иному поддержала разговор Людмила. — Если плавание, то обязательно размеренное, по раз и навсегда определенному судьбой руслу. Скучно, пресно? Не беда! Зато тепло и сыро.

Смотришь, а там и гавань подвернулась. Правда, с позеленевшей и пропахшей тиной водой. Но… до чего уютная!

Какая там, к черту, жажда бури в наш расчетливый реформенный век!

Накал страстей, драматизм ситуаций? Что вы, они ведь угрожают увеличением процента сердечно-сосудистых заболеваний. И вообще вызывают чувство дискомфорта. Вот и ведут современные капитаны Блады трухлявые шхуны судьбы, больше полагаясь на Случай, благо это избавляет от ответственности.

Вера не удержалась:

— И в то же время делают вид, что презирают слабый пол. Горе-плаватели…

— Успокойся! — Людмила натренированным движением откупорила бутылку минеральной воды, налила в стакан. — Откровенно презирать женщину способны лишь начинающие циники или законченные онанисты. Что с них, убогих, взять?

— Девочки! — всплеснула руками Елена. — Не сходите, право, с ума.

— Между прочим, — парировала Людмила, — гениальность — тоже признак сумасшествия, но это мало кого тревожит.

И поймав непонимающий взгляд подруги, добавила:

— Основная масса, как правило, нормальные особи. Те же, у кого отклонение имеет знак «плюс», помечены печатью гениальности. «Минус» у тех, кто сегодня воображает себя Наполеоном, а завтра — извините, ночным горшком.

Мы, конечно, склонны к «норме» — этим зубьям одной гребенки. Скольких она причесала, особенно во времена оные, только богу известно! Зато никаких треволнений — тишь да благодать, даже не с кем, брат, поддать. А что покой бесплодный — дело, мол, десятое.

Так что выбирай, дорогуша, выражения. Нет ошибки хуже, чем ошибка в диагнозе, — будь то состояние тела или души…

Елена расхохоталась:

— Сдаюсь на милость кандидата наук!

— Так и живем по норкам — серые испуганные мышки! — Людмила разрезала только что очищенное яблоко на четыре части. — Кому?

Пригубили из фужеров.

— Норки-то у нас — вон какие! — продолжила тему Вера. — Многоэтажные.

— Не знаю почему, — тряхнула локонами Елена, — но современные города напоминают мне …публичные, нет, не дома. Публичные библиотеки. Каждое здание здесь — этажерка с квартирами- стеллажами. Одни из них под завязку забиты обитателями-книгами, другие — наполовину. Вон там — один-единственный человек-томик, а дальше — сплошная зияющая пустота.

Зачитанный до дыр, растрепанный роман напоминает мне даму достаточно фривольного поведения, ее ненавязчивую красоту, изящество. За ним очередь, его требуют беспрерывно. Что ж, о вкусах не спорят! А это — том-матрона, невероятно толстый и наверняка занудный, такой сходу и не осилишь при всем старании, даже если ты большой любитель такого чтива. Чуть дальше в тоскливом сером переплете — скучный шаблон, наводящий тоску за три версты. И у него находятся почитатели. Неформатный квадрат коричневого цвета — сплошная заумь для дам, с юных лет приучающих себя к мысли о смерти. А эта книга — старая дева, к которой, судя по неразрезанным страницам и девственной чистоте бумаги, так никто и не притронулся: не то, что о замужестве, легком флирте с самым захудалым читателем речи вести не стоит.

— А что же, в твоих футуристических домах не нашлось места для книг-мужчин? — ядовито переспросила Вера.

— Не знаю! — пожала плечами Елена.

— Не переживай сильно, есть там и эти драгоценные «облака в штанах»! — включилась в разговор Людмила, дожевывающая яблоко. — И все они — словари. В трудную минуту без таких книг, конечно, не обойтись. Но в остальное время — кому они нужны?

Характер Людмилы во многом определила раннее детство. Родилась она в более чем благополучной в материальном плане семье. Отец изо всех сил, как небезобидно иронизировали соседи, «тянул лямку» кладовщика на базе райпотребсоюза, а мать занимала хлебное место заведующей ателье индпошива одежды. Главной мечтой родителей было вывести Людочку в люди, что означало, в первую очередь, дать высшее образование. Поэтому уже с шести лет ей предписывалось читать много книжек, а не играть в куклы, посещать музыкальную школу, принося только хорошие оценки, водить дружбу лишь с теми, на кого указывали «предки». Муштрой удалось добиться поставленной цели, однако детства со всеми его прелестями единственная дочь практически не видела.