За городской стеной - [124]

Шрифт
Интервал

— Почему? — переспросила Дженис слишком громко, пьяно. Дэвид заметил несоответствие между ритмом ее речи и жестами и подумал, что это несоответствие усугубляется ее отчаянными попытками скоординировать их. — Почему Кроссбридж? Как раз об этом я его и спрашиваю. Но он не хочет оттуда уезжать. И ведь там у него никого не осталось — разве что Эдвин. Мне говорили, будто он бывает у Эдвина в его новом гараже.

— Вы пытались вытащить его сюда?

— Да, — ответила она лаконично.

— Может, — неуверенно сказал Дэвид, — он не хочет оставлять без присмотра вашу дочку? Ведь она пока еще там?

— За ней прекрасно смотрят. Лучше, чем смотрела бы я. — Дженис взяла бутылку и вылила сохранившиеся на донышке остатки себе в рюмку. — Вы совсем как Ричард. Вам не хватает пороха прямо сказать, что я должна была бы сидеть дома и нянчить плоть от плоти своей, неотступно следя за ее развитием, как подобает Матери с большой буквы, — так, и только так! А я скажу вам, что воспитывать ребенка не обязательно должна мать, бывают матери, которые вовсе не отвечают требованиям. От меня, например, никакого толку не было бы. Вот так-то!

— Полностью с вами соглашаюсь.

— А что вам еще остается делать? — отрезала она.

— Да я, собственно, ничего и не собираюсь делать.

— Гм.

— Ну ладно, почудесил бы он какое-то время, но ведь надо же знать меру, а то можно и навсегда застрять. Хотя — насколько я могу судить — он что-то совсем соскочил с нарезок.

— С тех пор как женился? — спросила Дженис.

— Ну-ну! Не задирайтесь. — Дэвид улыбнулся и закинул руки за голову, при этом он незаметно высвободил часы из-под манжеты и с удовлетворением отметил, что время истекает. Он сам себе удивлялся — как нередко удивлялся в прошлом: зачем ему вздумалось добиваться этой женщины, которая сидела сейчас перед ним, распаленная, сверкая на него глазами, с лезущей вверх юбкой, потерявшая над собой, как ему казалось, всякий контроль, своим распутным видом способная отпугнуть любого. — Как бы то ни было, мне хотелось парню помочь. А он ни в какую. Такие-то дела. Забавно все-таки. Взять кого угодно из наших лондонских приятелей — все более или менее процветают, сеть достаточно велика, раз попав, не вывалишься. Всегда что-нибудь да подвернется. А вот Ричард выскочил.

— Мне казалось, вы ему в этом завидовали.

— Возможно, — ответил Дэвид. — Возможно. Но больше не завидую. Беда в том, что он вообразил, будто весь мир против него и, для того чтобы перетянуть этот мир на свою сторону, ему нужен волшебный ключик. А ключика-то нету! И как мир может быть против него, когда миру вовсе не до него? Он придумывает себе всех этих врагов, и противников, и обиды…

— Нет у него никаких обид. И без противников он обходится.

— Может, и так. — Дэвид зевнул. — Что-то меня развезло от вина. Ну, мне пора. Сегодня в Биттс-парке состоится сборище под лозунгом «Любовь объединяет». Мы будем давать репортаж о нем. Я знаком с парнем, который его организует, — то есть был когда-то знаков и вот решил отведать этого новейшего зелья, усыпляющего интеллект… или совесть. — Он встал. — Знаете, что мешает Ричарду жить? Его злосчастная совесть. Но только он зря. Все это дело прошлое. Теперь у нас так: вышел, сплясал свое — и привет!

Он улыбнулся и, не стирая с лица улыбки, протянул руку за пальто, обдумывая, как бы побыстрей убраться. Она явно ждала, что он попросит ее о новой встрече или поцелует на прощание, но он от этого улизнет… конечно, без неловкости не обойдется, но он отчетливо понимал, что если не будет действовать быстро и решительно, то непременно влипнет в историю.

— Можно, я с вами?

— Отчего же… но вряд ли вам там будет интересно. Ведь это совершенно то же самое, что Кастл-стрит воскресным вечером… толпы народа вокруг, наши операторы, которые все это снимают. Мне придется покрутиться там какое-то время… Нет, вам, я боюсь, там не понравится.

— Скажите, какая заботливость!

— Отнюдь! Поедем, если хотите.

— Нет уж, спасибо!

— Ну что ж, в таком случае я побежал. Я, кажется, говорил вам, что мне, по всей вероятности, придется скоро поехать в Лондон в связи с новым соглашением по поводу телепередач на заграницу. Теперь мне, наверное, придется все время порхать туда-сюда. Боюсь, что мы не сможем так часто видеться.

— Дэвид! Не будьте малодушны в придачу к глупости. Отчаливайте на свое мероприятие, как пай-мальчик, и очаровывайте там всех направо и налево.

— Дженис, бога ради!

— Да отчаливайте же! Извините! Но… в общем, вы молодец! Вы потрясающий молодец, Дэвид, — вот только что это вам дает? Мо-ло-дец! Мо-ло-дец! Мо-ло-дец! — Она закрыла руками уши и громко отбивала каблуком такт.

Он отворил дверь, и она остановилась. Глядя на нее, он почувствовал себя дураком. Уходить в такую минуту! Идиот! Вот только если бы она…

— Дженис!

— Все в порядке, Дэвид, Будьте здоровы! Пожалуйста… — Она запнулась. — Желаю… Пожалуйста! Ну, уходите же!

Когда она снова осталась одна, ей захотелось написать Ричарду. Она открыла папку с чистыми листками, начала писать и тут же разорвала первое письмо, затем второе, третье, четвертое. Встала и обошла всю свою квартирку с так и не прибранным столом. Как ужасно тесно, вот поедет она к Ричарду, сейчас, сию минуту, и скажет ему… что значит «скажет»? Что она сделает? Ну-ка, что сделает?


Еще от автора Мелвин Брэгг
Приключения английского языка

Английский язык для автора – существо одушевленное, он рассматривает его историю от первых англосаксов в раннем Средневековье, через набеги викингов, норманнское завоевание, произведения Чосера и Шекспира, промышленную революцию. Брэгг отслеживает и кругосветное путешествие, проделанное английским в кильватере британского империализма, повсюду сопровождая своего героя – и в Америку, и в Индию, и в Австралию. Несколько глав посвящено американскому английскому и его развитию под влиянием самых разных факторов – от путевых журналов Льюиса и Кларка до африканских диалектов, завезенных рабами.


Дева Баттермира

Англичанин Мелвин Брэгг известен у себя на родине не только как сценарист — один из авторов киноверсии прославленного мюзикла «Иисус Христос — суперзвезда» — и ведущий телевизионных передач по искусству. Его перу принадлежит полтора десятка романов, пользующихся неизменным успехом у читателей. Действие «Девы Баттермира» переносит нас в начало XIX века, в Англию времен короля Георга III: Британская империя воюет за океаном со строптивыми американскими колониями, соперничает в Европе с Францией, где набирает силу Наполеон.


Земля обетованная

«Земля обетованная» — многоплановый роман о современной Англии. Писатель продолжает и развивает лучшие традиции английской социально-психологической прозы. Рассказывая о трех поколениях семьи Таллентайр, Мелвин Брэгг сумел показать коренные изменения в жизни Англии XX века, объективно отразил духовный кризис, который переживает английское общество.


Рекомендуем почитать
Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.