За голубым Сибирским морем - [38]
Отчетом с этого совещания Шмагин и Грибанов заняли целую страницу газеты.
Единомышленники Стрекача торжествовали.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
СЕРДЦА СТУЧАТ ТРЕВОЖНО
Утром Ружена позвонила Павлу в редакцию. Он говорил с напускной серьезностью и ни разу не произнес ее имени. Отвечал обрывками фраз:
— Сегодня? Зайду. Хорошо… Редактором? Н… не знаю, надо подумать…
«Редактором?!» — это слово заинтересовало Любу.
— Что, вам другую работу предлагают, Павел Борисович? — с деланной безразличностью спросила она, когда тот повесил трубку.
— Нет, что вы! Это… знаете, Ружена, ей предложили написать брошюру. Издательство согласно, чтобы я был редактором.
— Ну и хорошо.
— Времени нет, да и… неудобно как-то.
— Что тут неудобного? — сказав это, она покосилась на Грибанова, но… он уже читал рабкоровское письмо.
Правда, он не читал, а только смотрел на это письмо… «А что если отказаться, не брать на себя редактирование?..»
Официальный тон Павла немного удивил Ружену. «Придет или не придет?»
Ей очень хотелось, чтобы их имена хоть тут, на последней страничке брошюры, стояли рядом: автор и редактор. Навсегда! О большем она не мечтала…
Сердце стучало радостно и тревожно.
После работы Павел был у Ружены. Поздоровались. Ружена сама сняла с него шляпу, повесила на гвоздик.
— Извините, такова обязанность хозяйки дома, — и опять ожгла его улыбкой, но тут же стала серьезной.
Подошла к столу, взяла толстую тетрадь.
— Вот, за два дня написала.
Павел взял тетрадь, но продолжал смотреть на Ружену:
— Вы молодец, честное слово, Ружена… — он шагнул к ней, но она замахала рукой:
— Нет, нет, давайте работать. — Взяла у него записи. — Читать буду я, вы мой почерк Не поймете.
Павел хотел свой стул поставить рядом, она не согласилась, усадила его по другую сторону стола, напротив.
Читала страничку за страничкой.
Потом Павел высказал свои замечания по рукописи.
Час был уже поздний. Ружена встала из-за стола, подала Павлу руку:
— Спасибо вам. Завтра мне работы на целый день хватит. А потом…
— А потом я опять зайду.
— Вечером?
— Да, вот так же.
Она опустила глаза, смущенно-радостная сказала:
— Хорошо, приходите.
И тут же бросилась к вешалке, взяла его шляпу, надела на Павла.
— До свидания.
— До скорой встречи. Ружена, знаете что…
— Опять косынку? — улыбаясь, погрозила ему пальцем: — Идите.
…И на следующий вечер снова читали, правили, дополняли, редактировали. Сидели — она по одну сторону стола, он по другую.
Павлу захотелось подойти к Ружене. Он встал. Облокотился на стол, и его лицо приблизилось к лицу Ружены. Он рассматривал ее волосы, лоб, ресницы, щеки. Вот его глаза скользнули на подбородок, губы, грудь. Опустил глаза, сел.
«Может, уйти? Но ведь неудобно…»
Прошла минута, две… Потом неожиданно для себя Павел прошептал:
— Ружена…
Она вздрогнула.
— Слушать надо, товарищ редактор!
— Слушаю, слушаю, товарищ автор.
Но слушал он плохо. Да и она читать стала сбивчиво, с большими паузами.
Павел пытался думать о жене, о коллективе, о своем служебном долге… Но не помогало.
Перед ним сидела Ружена, та самая Ружена…
Он обошел стол, постоял рядом с Руженой, а потом склонился к ее щеке. Она испуганно отстранилась:
— Не нужно, что вы… — потупила взгляд, потом опять посмотрела, и, краснея, добавила: — Сядьте, не сердите меня.
Но он не садился.
Видя, что Павел все так же стоит за ее спиной и не слушает ее, она закрыла тетрадь, встала:
— На сегодня хватит. Идите домой.
— Ну что ты. Мне с тобой хорошо, Ружена.
Лицо Ружены просияло и слегка разрумянилось.
— Возможно, но… — Ружена сделала паузу и почти шепотом закончила: — но вам пора домой.
— До свидания. Спокойной ночи. — Сжал ее кулачки в своих ладонях, как бы собираясь отогреть их, и невольно задержал взгляд на ее тонких пальчиках… Теперь Павел видел, чувствовал только ее одну, и больше ничего.
— Можно поцеловать?
— Вон, косынку… — глаза Ружены сверкнули.
Павел мгновение стоял в нерешительности, но затем схватил Ружену и, не помня себя, в неистовом порыве чувств стал целовать ее губы, щеки, лоб, шею.
Она закрыла глаза и тихо заплакала.
«Где он? Что с ним? — недоумевала Аня. — Почему его так долго нет?»
Она позвонила на работу, в библиотеку… Странно! В выходной поздно пришел, вчера, сегодня…
Аня оделась и вышла на улицу. Ночь была свежая, бодрящая: дышалось легко. Расходились из парка — по тротуару шли пара за парой. Одни спешили так, что и говорили с одышкой, не иначе молодые супруги, у них, может, дома крошка спит. Другие шагали степенно, не торопясь, видимо, старались оттянуть грустный момент расставания у ворот.
Аня прошлась по тротуару, постояла и пошла обратно.
«Где искать его? Да и зачем это? Молодая жена разыскивает мужа… А может, он уже дома?»
Но дома Павла не оказалось.
Аня старалась убедить себя, что ничего особенного не случилось, что он мог задержаться у товарищей, на каком-нибудь собрании… словом, мало ли где он мог быть!
Но тревожное, тайное чувство обиды продолжало, как червь, точить ее изнутри. Ведь он мог позвонить, предупредить!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
РАДОСТИ И ОГОРЧЕНИЯ
Наступила новая неделя, и снова началась напряженная работа. Ненасытные полосы газеты поглощают статьи, письма рабкоров, заметки, информации, целые подборки. Ежедневно — давай и давай. Задержался, не сдал материал, утром перед твоими очами предстанет ответственный секретарь и спросит: «В газете прикажете белое пятно оставить или тиснуть ваш портрет?»
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.