За голубым Сибирским морем - [12]

Костя посмотрел на щиток, сплюнул:

— Все. Пробуксовали бензин. Вот чертов прижимало!

Павел не понял его, переспросил:

— Что прижимает?

— Да нет, это я о завхозе. Все жмется. Говорил, мало бензина, в резерв давай, нет. Вот и приехали. И до базы-то рукой подать.

Костя долго ворчал и на себя, и на завхоза, поклялся завтра же поставить вопрос перед председателем сельпо, извиняющимся тоном высказал сожаление, что не сумел «аккуратненько» доставить Павла, потом, поразмыслив о чем-то, махнул рукой и полез под сиденье. Он извлек оттуда солидный сверток с харчами, стал угощать Грибанова.

Павел с аппетитом ел мягкий ржаной хлеб деревенской выпечки и вареное мясо. Костя тоже жевал энергично, причмокивая. Говорили мало. После беспрерывного рева мотора приятно было посидеть в тишине. Дождь уже перестал, только тяжелые капли, падая с деревьев, изредка стучали по брезенту кабины. Под машиной весело журчал ручеек, сбегающий с дороги. От этого воркования воды хотелось спать, но мокрая одежда назойливо давала о себе знать: Павел начал вздрагивать. Он подумал: «Хорошо бы сейчас очутиться дома, попить горячего чаю, забраться в теплую, нагретую телом Ани постель и в сладкой истоме заснуть».

Когда Костя услышал возню и покряхтывание своего пассажира, забеспокоился.

— Простудитесь. Идите пешком. С фонариком. Дорога одна, до базы четыре километра. Это точно — по спидометру. Расскажете там, мне бензин принесут.

— Как же тебя оставить? Ночь…

— Я посижу. Дойдете до базы, там будка. Евсеич, сторож, встретит. У него тепло. Отдохнете. Хороший дед. Ну, шагайте, шагайте.

4

Грибанов пришел на базу, когда уже наступал рассвет. Старик с недоверием встретил его. «Вроде трезвый, но почему всю грязь на себя собрал?»

— Вот сюда, сюда, к печурке, — сказал он Грибанову и снова осмотрел его с ног до головы. — Откуда же вы, а? Я ведь тут к делу приставлен…

Павел рассказал о себе, о дороге. Старик добрее стал, разговорчивее.

— Э-ге-ге… В такую-то ночь! Костя там, значит. Знаю его, знаю. Смотри ты!..

Старик подбросил в печку дров, в трубе загудело.

— Присаживайтесь вот сюда, потеплее. Ну и дела! Костя, а…

— Тесновато у тебя, дед. Что, здесь и живешь?

— Здесь. Отдежурю и… отдыхаю. Одинокий я, дома нет. Так уж… как в конуре.

Крючком из толстой проволоки Евсеич вытащил два кружка из плиты, поставил чайник.

— Ай-ай-яй, в такой-то дождище да по тайге! — уж в который раз повторял он.

Евсеич был немного глуховат, и когда слушал, всем корпусом подавался вперед, вытягивал шею и, чуть повернув голову в сторону рассказчика, теребил красивую седую бороду, разделенную надвое.

Вскоре чайник забарабанил крышкой.

Старик налил в кружку чай:

— На, погрейся. Вот хлеб. Извини уж, сахарку-то нет. У нас ведь…

— Спасибо, дед, у меня свой есть.

— Оно, конечно, у вас в городе-то получше.

— Садись пей, папаша, вот сахар. Настоящий, комковой.

— Благодарствую, благодарствую.

Чай, печка, приветливость Евсеича разморили Павла. Он прилег. Вначале слышал звонкую петушиную песню, видел раздвоенную бороду деда, потом она уплыла, скрылась в тумане. Кто-то опрокинул небо и вылил всю воду на дорогу, мотор машины захлебнулся и смолк… Наступила мертвая тишина.

Евсеич подошел к Павлу, осторожно поднял его ноги на топчан, поправил в изголовье фуфайку, посмотрел на раскрасневшееся лицо Павла и подумал: «И у них нелегка работа. И в дождь и в бурю…»

Утром Евсеич принес из колодца свежей воды, долго лил Павлу на руки, шею, плечи, тот мылся по пояс, отфыркивался, драл тело, слушая деда, который сегодня уже говорил без умолку:

— Стало быть, по делам к нам пожаловали? Гм… Ужалгин-то наш тово, хитроватый мужик. И комиссии бывали — выкручивался.

— А-а… хорошо. Хватит, дед, спасибо, — Павел, стиснув зубы, долго тер полотенцем плечи, грудь, спину.

Дед продолжал рассказывать, стараясь как бы выговориться перед гостем.

— Жуликоват он у нас, жуликоват. А надо бы его, шельму… Пусть бы понял, что бесчестье тяжелее смерти. Ты уж, сынок, как следует его. Народ-то давно шепчется, а толку… Если и тебе будет глаза затуманивать, хорошенько присмотрись, подумай, не спеши: время разум дает.

5

Павел вошел в кабинет заведующего Светенской межрайонной базы облпотребсоюза и сказал привычное «здравствуйте».

Человек, сидевший за столом, не ответил на приветствие, а только поднял взлохмаченную поседевшую голову, сердито взглянул на вошедшего и буркнул:

— Что у вас?

Худой, высокий, над глубоко запавшими глазами — длинные брови, на щеках — черная, давно не бритая щетина. Пальцы — длинные, костлявые. Он своим видом напоминал коршуна.

Когда Павел не спеша достал удостоверение и показал, Ужалгин отбросил бумажку, которую только что читал, вскочил со стула и перегнулся через стол.

— А, прошу садиться. Очень рад. Впервые за столько лет! Вы знаете, сюда никто не заглядывает. Глухой уголок, — Он улыбался, суетился: то подходил к Павлу, то возвращался к своему стулу. — А вы надолго или как?.. Вас, наверное, информация интересует. Теперь ведь, знаете, торговля без карточек, новинки товара. У нас передовое сельпо, знаете…

Слушая Павла, он почтительно склонялся к нему всем своим туловищем, потирая руки.