— Ты рехнулся? Думаешь я стану ей рассказывать про эту кошмарную бойню? — угрюмо осведомился Илья, — я постараюсь забыть здешний кошмар, как можно быстрее. И ещё раз повторю: мне крайне не нравится твой интерес к Вилене. Она — очень хорошая девушка, таких здесь больше нет.
— В том то и дело, — пробормотал я, вполголоса, отвернувшись.
Когда мы вошли внутрь, кардинал сидел за массивным двутумбовым столом и торопливо писал на листе огромной книги в массивном кожаном переплёте. Люсень тихо шипел, сквозь зубы, когда капли чернил срывались с пера и падали на плотную желтоватую поверхность. На нас он даже не взглянул.
Кроме верховного святоши, в комнате оказался тощий взъерошенный старичок в жёлто-красном балахоне и серебряном обруче поверх седых кудрей. Этого я знал: святой отец Передр Прасконьин — Глава медицинской службы Ордена Сияющего Орла. В списке он следовал за кардиналом.
— Добрый вечер, отче, — поприветствовал я его, отряхивая мусор с плеча, — или — ночь; какая разница для того, кто несёт доброе слово и дело.
— Господь покарает вас, отродья нечистого! — угрюмо бросил Передр, прижимая звезду к сердцу, — жаль, мы так долго игнорировали слова брата Дубосклона и позволили демонам возвыситься. Но, как луч светила пронзает чёрные тучи, как чистый родник пробивает путь в грязи, так и мельницы гнева божь…
— Ф-фу, надоел! — я ткнул его пальцем в морщинистый лоб, — понятно, почему их паства дуреет на проповедях. А ну, выслушай эдакое час — другой.
Люсень приподнял голову, взглянув на неподвижное тело Передра и продолжил писать. Только теперь он ещё больше ускорил темп и начал бормотать под нос какую-то хрень. Присев на край стола, я прислушался, разглядывая наскоро сколоченные полки для книг. Здесь были интересные экземпляры, которые я уже давно хотел полистать. Нужно будет забрать — кардиналу они уже ни к чему. Так, что он там бредит?
— И когда враг человеческий погрузит путь мой во мрак, свет господень осияет путь в небеса, и сила его откроет крылья орлиные за плечами моими и клюв духа его поразит исчадия ада и когти лап его вырвут грешную душу из тьмы и беспамятства. Господь, на тебя уповаю в чёрную годину и тебе одному…
Люсень выпустил перо из тонких длинных пальцев и его лысая голова, со стуком, обрушилась на стол, сшибив чернильницу. Фиолетовая жидкость хлынула на недописанный текст, уничтожая плод кропотливого труда. Всё тщетно…
— Когда-то, давным-давно, — с кривой ухмылкой пробормотал Илюха, стоящий в дверях, — я много раз встречался с такой ситуацией в книгах и фильмах.
Второе слово я не понял, но переспрашивать не стал. Память вообще, такая странная штука; то из серой мути вплывёт нечто, непонятное, то вновь погружается обратно. Кажется, Илья и Оля помнят несколько больше, чем я, ну и пусть. Зато я — сильнее.
— Какой-нибудь монах или обычный человек молится, видя приближающееся чудовище, но мольба не помогает и тварь убивает невинного. Никогда не представлял себя в роли именно монстра.
— Радуйся, — я пожал плечами, — они мертвы, а мы — монстры, сделав своё дело, уходим.
И монстры ушли.
Паша, видимо, прихватил с собой бутылку чего-то, весьма крепкого, потому как вёл обстоятельную беседу с трупом монаха. Глотка сторожа оказалась перерезана и небрежно отёртый клинок в ножнах Павла, как бы намекал на виновника.
— Вот сам подумай, — парень ткнул пальцем в окровавленную сутану, — я — самый обычный, нормальный человек. Должен был доучиться в универе и устроиться в какую-нибудь фирму. Так? И что? Почему я здесь, в этом сраном средневековье? В кого я превратился? В кого превратилась моя девочка? — он начал плакать, — я же — долбанный убийца, но мне хоть жаль их…Вас всех! А Ната…Она же хохочет, когда убивает и мне страшно! Я просто хочу домой, хочу вернуться обратно…
Илья сумрачно смотрел на меня и молчал.
— Забирай эту пьянь и проваливаем, — бросил я, ощущая некий, непонятный и самому дискомфорт.
Королева дремала, опустив голову на моё плечо и её дыхание волновало светлые кудряшки волос, упавшие на лицо. Карета давно перестала вздрагивать, но никто не осмеливался потревожить наш покой, наглым стуком или окликом.
Уже нет нужды устранять болтливых лакеев и Лилия, ни от кого не скрываясь, в сопровождении парочки хихикающих фрейлин, почти каждую ночь посещает мои апартаменты. Не знаю, что думает её супруг, но Ната, посмеиваясь, рассказала о лёгкой дрожи, которая появляется в голосе Роберта, когда кто-то поминает меня. Король ненавидит любовника жены? Плевать! Он — никто, пустое место. Именно по этой причине колени монарха стонут о пощаде, в тот момент, когда его супруга тоже стонет и молит о пощаде. А потом, совершенно обессиленная, засыпает.
Никогда не думал, насколько может быть упоительно ощущение вседозволенности. Илья прав: чувствуешь себя богом. Но всё же необходимо хотя бы самому держать себя в каких-то рамках и не превратиться в подобие Натки. Это — явный перебор!
Королева плямкнула губами и приоткрыла затуманенный глаз. Её постоянно удивляет наша вечная бессонница, но как-то она упомянула о той радости, которую ей при пробуждении доставляет вид красивого беловолосого демона, делящего ложе с ней. Почему бы и не порадовать девочку?
