За две монетки - [12]

— Я вижу, что вы пока не готовы откровенно говорить о своей болезни, от которой, несомненно, хотите исцелиться. Давайте побеседуем о чем-нибудь другом. Вы ведь наверняка знаете, что в подобном лечении применяется практика анализа снов. Вы видите сны?

— Конечно, — удивился Марко. Еще бы нет — каждую ночь, иногда важные и запоминающиеся надолго, иногда гадкие, иногда — неосмысленные, просто пена дня, как говорил отец Джампаоло.

— Можете рассказать, что вам снилось, например, сегодняшней ночью?

— Именно сегодняшней? — Марко на миг смешался — и не потому, что не помнил сна. Наоборот, помнил слишком хорошо — и собирался взять фору на несколько ходов, потому что… потому что попросту не представлял себе, как об этом рассказывать. Айболиту ли, на исповеди ли — открыть рот и сказать: я во сне — опять — обнимался с братом Гильермо, нашим магистром теологии. Он подошел сзади, положил мне руки на пояс, а я переплел с ним пальцы. Вот, собственно, и весь сон. Да, и еще одна мелкая деталька — проснулся на мокрой простыне.

— Да, если вам нетрудно. Бывает так, что именно перед первым сеансом психоанализа пациенту снится нечто значимое, могущее оказать влияние на ход лечения. — Замешательство Марко умные глаза из-под очков истолковали несомненно правильно. — Лечения, которое имеет смысл, только если оно основано на полной открытости. На вашем доверии мне как врачу. При отсутствии доверия со стороны пациента трудно работать даже хирургу.

— Не в том дело, доктор, — Марко с красными пятнами на скулах яростно вертел розарий. — Просто… просто это был неприятный сон.

Он уже успел выбрать, верно догадавшись, что придумать что-нибудь на ходу и соврать доктору ему не удастся. Но какая разница, сегодняшний сон или недельной давности — лишь бы настоящий, и никто не отличит. Беда только в том, что, бегло перебрав за минуту передышки с полдюжины последних своих снов, парень тут же был вынужден отмести их за непригодностью. Он не собирался рассказывать о своей монашеской жизни, а почти во всех снах так или иначе безошибочно попадались ее элементы. Не говоря даже о таком важном ее элементе, как фра Гильермо… Сон про порванный хабит — сон, где они с Анджело на хорах сметали паутину с каких-то омерзительных, совершенно не тутошних фресок в стиле Пуссена — сон, где он опаздывает на утреню…

Пауза и так уже затянулась до неприличия.

— В каком смысле неприятный сон? Он был страшным? Или вызывал какие-то другие чувства?

— Страшным… ну, не совсем. В кошмарах иначе бывает — вы понимаете, в тех, когда никак проснуться не можешь, снова и снова пробуешь — и пробуждаешься в новый сон. Тут скорее было… очень гадко.

Доктор Айболит смотрел с живым интересом и сочувствием. «Не печалься, мотылек, ты ложися на бочок…» Ну ладно. Марко выдал тот единственный сон, который показался пригодным, и чем старательнее он вспоминал достоверности ради его подробности, тем больше ему казалось, что он нагло врет. И что Спадолини, без сомнения, это тоже чувствует.

— Мне снился мой кот. Старый, он умер уже давно; я его сам на улице подобрал лет в десять, и он уже тогда был старый, с желтыми зубами… Так вот, Пико во сне был у меня в комнате. Я его в детстве очень любил, Пико, но тут он мне сразу не понравился: я хорошо помнил, что он умер, и понимал — нельзя дать ему понять, что я это помню. Я видел, что с ним что-то неладно, не только потому, что он был у меня, где ему быть не положено…

— Его не пускали к вам в комнату?

— Пускали, но тогда я жил еще… с родителями, а не самостоятельно. В моей… теперешней комнате он никогда не бывал, умер раньше, и я это во сне помнил, вот что я хочу сказать.

— Понятно. Вы увидели Пико, но вместо радости испытали — что? Тревогу? Недоумение?

— Тревогу, недоумение. Гадливость, наверное. Он… мерзкий был какой-то, будто не настоящий, а подделка: набил кто-то шкуру мертвечиной, заставил ходить. Вот еще что важно: меня в этом сне звали Гуалтьеро.

— Вас кто-то называл во сне этим именем?

— Нет, я просто знал, что меня так зовут. Никого же не было. Я и Пико.

— Гуалтьеро? Что для вас значит это имя?

— Ну, это у меня с детства бывает: снится, что я — кто-то еще. Малышом снилось, что я — Чипполино; а то — один бандит из русской сказки. А еще было: будто я — это мой старший брат, и в виде брата я поступаю на юрфак, он ведь юрист у меня. Встаю отвечать на экзамене, а сам думаю: беда, что же делать, ведь не знаю билета! Стыдно до слез, а сказать нечего.

— Кто же таков этот Гуалтьеро? Ваш знакомый? Или книжный персонаж?

— Персонаж, конечно. Из сказки — разве вы не слышали? Детская сказка про флорентийского парня, которому снились кошмары, а дядька научил его с ними бороться. Бабушка нам всем рассказывала про Гуалтьеро, чтобы от ночного страха избавить. Учила его поговорке. Не может быть, чтобы вы не слышали.

— Возможно, и слышал, но хотел бы освежить в памяти. К тому же мне важно узнать именно ваше восприятие — сказки в том числе.

— Ну, жил-был во Флоренции молодой и храбрый Гуалтьеро. Его сильно кошмары мучили, и дядя-колдун научил его присказке. Мол, даже в самом кошмарном сне можно увидеть что-то хорошее; так вот надо к этому хорошему прикоснуться и крикнуть: «Все, что я вижу — вижу во сне, а ты наяву приходи ко мне». Потом он просыпался — и находил около кровати всякие сокровища, то меч, то золото — что из сна наружу вытащил. Например, его во сне хотели убить мечом — а он за меч хватался и хлоп! присказку свою выдавал. Помогало…