За чужую свободу - [143]

– Ординарец генерала Сакена, корнет Белоусов. Сегодня Наполеон атаковал корпус графа Олсуфьева близ Шамп – Обера. Корпус уничтожен. Граф Олсуфьев в плену. Французская армия двигается к Монмиралю на войска барона Сакена. Барон просит поддержки или инструкций.

И, глядя почти с ненавистью в лицо фельдмаршала, Белоусов повторил:

– Корпус графа Олсуфьева уничтожен почти целиком. Граф держался до последней возможности, исполняя приказания вашего высокопревосходительства.

Впечатление от этих слов было потрясающее. Офицеры вскочили с мест, опрокидывая табуретки и бутылки, словно готовясь сейчас же к бегству.

Сам Блюхер побледнел и, встав, несколько мгновений беспомощно озирался по сторонам. Один Гнейзенау не потерял самообладания.

– Надо немедленно велеть Сакену отступать к Шато – Тьерри на соединение с Йорком, – сказал он.

Удар был страшен и неожидан. Наполеон прошел через Сен – Гондские болота, окаймляющие верховья речки Малой Марен, по дорогам, считавшимся непроходимыми, и провел кавалерию и артиллерию.

Наконец Блюхер овладел собою и глухим голосом сказал:

– Расскажите, что знаете.

И юный корнет рассказал. Он рассказал, как небольшой русский корпус, брошенный на произвол судьбы, был окружен вчетверо сильнейшим неприятелем. Как он расстрелял все патроны и, расстреливаемый артиллерией, разбившись на отдельные каре, пробивал себе штыками путь через неприятельские массы. Граф Олсуфьев попал в плен, генерал Полторацкий тоже, и тогда генерал Корнилов, собрав остатки истерзанных полков, с развернутыми знаменами, с барабанным боем прокладывал себе путь штыками. Ряды редели, смыкались снова и наконец пробились, не оставив врагам ни одного трофея.

Голос Гриши звенел, когда он рассказывал об этом геройском деле, поразившем своим величием даже самого Наполеона.

Гнейзенау, примостившись на углу стола, писал Сакену.

– Русские всегда были мужественны, – сказал Блюхер, кусая усы. – Виноват во всем один я. Гнейзенау, распоряжения!

– Готово, – ответил, вставая, начальник штаба.

Блюхер посмотрел бумагу и передал ее Белоусову со словами.

– Благодарю вас. С Богом!

И он протянул руку Грише. Но случайно или нарочно корнет по всем правилам артикула уже сделал налево кругом. Через минуту послышался топот его лошади.

Блюхер уже вполне овладел собою.

– Полно, дети, – обратился он к офицерам, – нечего вешать носы. Сейчас мы сами поедем туда. Завтра будет наш черед.

И он велел подавать лошадей.

Но завтра еще не пришел его черед. Движения Наполеона с небольшой, едва сорокатысячной, армией походили на прыжки тигра. Уничтожив корпус Олсуфьева при Шамп – Обере, он бросился к Монмиралю и на другой же день после Шамп – Обера наголову разбил Сакена, едва успевшего отвести остатки своих войск к Шато – Тьерри, под прикрытие Иорка. Но Наполеон на следующий день настиг их обоих и, разбив, отбросил за Марну. Обезумевший и растерявшийся Блюхер, оглушенный грозными ударами, не успел ничего предпринять, как Наполеон уже через день неожиданно атаковал его у Вошана и разбил наголову. Атакованный с тыла и фланга кавалерией Груши, Блюхер едва успел спастись сам и с жалкими остатками своей армии бежал в Шалон. Силезская армия, потерпевшая в течение пяти дней четыре поражения, потерявшая больше трети своего состава и пятьдесят орудий, превратилась в деморализованную толпу… Эти победы мгновенно воспламенили французов. Появились отряды крестьян – партизан, безжалостно уничтожавших отставших и небольшие отряды. Русских, если попадались, брали в плен, но немцам пощады не было. По – видимому, начиналась народная война. То, что было страшнее армии и самого Наполеона.

– Отступать, отступать, отступать! – кричал князь Шварценберг, хватаясь за голову. – К Рейну, за Рейн, к границам Франции!..

Наполеон уже наступал на Главную армию. Ужас охватил австрийского главнокомандующего.

Этот ужас передался австрийским войскам. Под дождем, снегом и вихрем они отступали, гонимые страшным призраком непобедимого императора, и их отступление было похоже на бегство. А восстание во Франции разгоралось. Отставшие гибли сотнями. Напрасно Александр старался сдержать Шварценберга. Напрасно твердил он, что нужна только решимость, и Наполеон погиб. Никто уже не слушал его. Дипломаты растерялись. Слово мир было у всех на устах. Настаивал император Франц, у которого после побед Наполеона вдруг проявились родственные чувства к дочери и внуку, настаивал Фридрих – Вильгельм, боясь потерять все приобретенное, настаивал английский уполномоченный лорд Кестльри и даже Меттерних, боясь, что в случае побед Наполеона и вынужденного мира, когда Наполеон продиктует свои условия, он не пощадит австрийского дипломата.

Александр остался в одиночестве. Его даже не мог поддержать своей армией Блюхер, так как его армию считали уничтоженной, – и Александр согласился, но с условием не заключать перемирия.

Однако обрадованный Шварценберг тотчас же послал в главную квартиру Наполеона графа Паари с униженным письмом и просьбою о перемирии. Но Наполеон знал цену льстивых уверений венских дипломатов и их вероломство и отослал графа Паари обратно. В тот же день он писал своему брату Иосифу: