За чужие грехи - [26]

– Не переработалась, голубка? – ядовито поинтересовался Мельников, спуская меня с небес на землю. – И какое же страшное преступление ты на этот раз раскрыла? Уже можно преступника забирать, или ты приволочешь его сама?

– Нету пока преступника, – обиженно ответила я и добавила: – И преступления пока нет.

– Заказчик-то хоть есть? – озабоченно поинтересовался Мельников. (Ну, зараза, только обратись ко мне за помощью, я тебе припомню!)

К счастью, до конца разозлиться мне не удалось, поскольку, пока я придумывала для этого злодея соответствующее наказание, Волков вручил мне данные «о моей девочке из Челябинска».

Я пробежала глазами распечатку, не нашла ничего интересного и презрительно посмотрела на добытчика информации:

– Ну и что? Я и так знала ее имя-отчество, возраст, то, что она проживала в Челябинске и является круглой сиротой. Отсутствие у нее криминального прошлого тоже не новость для меня. В этом подробнейшем отчете отсутствует одно – является ли город Челябинск местом настоящего пребывания Алены Викторовны Дементьевой? Там она сейчас или нет?

– Нет ее там, – спокойно прервал мою язвительную тираду Мельников.

– Откуда ты знаешь?

– Я же говорю – работал. Я ведь не просто послал запрос, я имел личное общение со своим знакомым из Челябинского управления внутренних дел. Он направил по адресу человека – отсутствует Алена Викторовна Дементьева.

– Она может жить не у тетки, где прописана, а у подруги, у любовника, да хоть на вокзале! – не сдавалась я.

– Может. Но не в Челябинске. Ее подруга сказала, а тетка подтвердила, что Алена Викторовна умотала из города Челябинска в поисках лучшей доли. Имела планы и на свою историческую родину заглянуть, то бишь посетить город Тарасов.

– Весело. Очень. Просто обхохочешься. Так что же, эта красавица действительно Алена? – вслух подумала я. И мне при этом было совершенно невесело. А было мне грустно и одиноко, поскольку версия моя трещала по швам и рушилась к чертовой бабушке.

Мельников, похоже, прочитал это на моем лице, поскольку резко перевел разговор на другое, пытаясь отвлечь меня от мрачных мыслей. И не нашел ничего лучшего, как рассказать парочку анекдотов, а потом перейти на скулеж по поводу бессовестного начальства, которое заставляет вместо работы заниматься всякой чепухой вроде профилактики преступлений и изготовления огромного количества бумаг.

– Ну насчет бумаг тебе ничего не могу сказать, – меланхолично промолвила я, – а вот профилактика – дело действительно паршивое, по себе знаю.

– Откуда? – удивился Волков.

– Так я же вам, олухам, объясняю, что сейчас я не раскрываю преступление, а пытаюсь его предотвратить, – очень печально ответила я.

Лешка явно намеревался выяснить у меня подробности, но Мельников, видимо, твердо решил отвлекать меня от мрачных мыслей и опять резко поменял тему, радостно сообщив:

– А я с себя на днях такого «глухаря» снял!

– Какого? – Ничто на этом свете уже не может меня заинтересовать или развеселить, но впитанная с молоком матери вежливость заставила задать этот вопрос.

– Мокрого! Причем во всех отношениях: во-первых, труп, во-вторых, – в ванне. Кровавой.

– Почему кровавой? Ритуальное убийство? – все-таки заинтересовалась я.

– Нет! – очень жизнерадостно ответил Мельников. – Банальное самоубийство. Вены себе мужик порезал.

– А почему же тогда «глухарь»?

– Так он же, свинья такая, посмертное послание на компьютере накатал, аж на пяти листах. И жене не сообщил, что на тот свет собрался. Вот она и начала требовать от нас найти убийцу: мол, и «поэму» его предсмертную подделали, и в ванну потом запихали, и зарезали, и причины-то у него никакой не было.

– Ну? – Мельникову удалось задеть меня за живое, и слушала я с большим нетерпением.

– Вот. А я, во-первых, экспертов достал – они мне все по полной программе сделали и авторитетно заявили, что раны этот придурок нанес себе сам. Во-вторых, на компьютерной клавиатуре его пальчики были во всей красе – хоть на выставку посылай. Я не думаю, что его после смерти попросили понажимать на нее. И к тому же у него был замечательный повод – за два дня до этого у бедняги сгорел склад, под завязку забитый товаром. Причем, заметь, там была не туалетная бумага и не шариковые ручки. Там были компьютеры.

– Что там было?! – заорала я.

– Иванова, лечи нервы. Мне тоже их жалко, но что поделаешь – сгорели. А представляешь, каково было тому мужику? Так что я считаю, что повод для самоубийства у него был замечательный.

– Лучше некуда! Слушай, милый, а ты мне не подкинешь его адресок?

– Зачем тебе?

– Удовлетворить законное любопытство, – заявила я.

– Не убедила, – немедленно отреагировал «милый» и тут же предложил другую версию: – К жене его наняться хочешь, чтобы свести на нет все мои титанические усилия? Нет, ты, конечно, можешь найти, так сказать, морального виновника этого преступления: очень может быть, что мужичка этого подставили...

– Не старайся, дорогой, не напрягай свое больное воображение. Клиент у меня уже есть, деньги мне в данный конкретный момент платят. Просто я хочу поговорить с вдовой. Тебе чего, адресок жалко?

– Да нет, не жалко, держи. – Мельников нацарапал что-то на обрывке бумаги и вручил мне. – Темнишь ты что-то, Татьяна. Я не припомню, чтобы ты делала что-либо просто так, из любопытства. К тому же – во время расследования. Помощь какая нужна – звони. Авось найдет на меня опять добрый стих, и я тебе помогу. А сейчас вали отсюда, на нас куча дел висит, а на носу, между прочим, конец месяца – надо отчитываться.