За чертой милосердия - [12]

— Давай, командир, назад сухари и патроны…

— Чуткин, что случилось? Почему ты вернулся?

— А мне чё? — улыбнулся Вася.— Комбриг приказал…

— Почему? Объясни же, черт побери!

— Слабаков там и без меня хватает…

Теперь уж и Живяков не знал — радоваться ему или огорчаться. Неужто действительно в бригаде накопилось так много «доходяг», что его Чуткин уже не в счет?

— Невезучий же ты, Чуткин, — возвращая продукты, покачал головой Живяков. — Всё у тебя не как у добрых людей… То ты сам в дураках окажешься, то другие опередят… Чего улыбаешься? Что, не согласен? Хотя где тебе! Глупые ведь тоже себя дураками не считают — живут да еще и радуются… От них нормальным — одна маета…

Вася, конечно, был не согласен. Но спорить не хотелось, да и бесполезно с Живяковым спорить. Еще неизвестно, как он отнесется к Васе, когда узнает, каким образом удалось ему вернуться в отделение.

III

Когда Чуткин подошел к шалашу санчасти, там назначенных на возврат со всех отрядов собралось человек пятнадцать. Раненые разведчики Александр Першин и Матвей Кузнецов уже лежали на носилках. Больной Иван Израилев, скрюченный и ко всему безразличный, сидел возле них на земле — он должен был идти сам. Бригадный врач Петухова давала последние наказы двум сандружинницам — Вале Клыковой и Наде Лазаревой. Слушая ее, они все время с испугом поглядывали на затихших раненых.

«Та еще команда!» — с ходу подумал Чуткин, и стало ему так тоскливо и обидно, что хоть плачь. Он остановился поодаль и начал приглядываться, определять, кто откуда и по какой причине заворачивают его назад. Несколько человек были знакомы: Ваня Пянтин, Миша Ракчеев… Других не знал по фамилии, но помнил в лицо. Кое с кем вместе тянулись на тропе позади всех, соревнуясь, чтоб не быть последним. Известные «доходяги»… Правда, себя Чуткин «доходягой» уже не считал — последние два перехода он сделал нисколько не хуже других. И если бы Живяков относился к нему получше, то доложил бы об этом командиру.

Приглядевшись и разобравшись, что к чему, Вася подумал, что собралось их здесь явно многовато. Конечно, и путь до реки Сегежа немалый — около сорока километров. Но если с каждыми двумя ранеными бригада начнет возвращать назад по пятнадцать здоровых, то кто же воевать будет? Эта мысль как-то успокоила и вроде обнадежила Васю. Он стал терпеливо ждать.

Командир группы Борис Шунгин сделал перекличку, представил назначенного политруком Виктора Кошкина и, как положено, проверил у каждого оружие и боеприпасы. До Чуткина он дойти не успел. Появился комбриг Григорьев, поздоровался и объявил:

— Задание вашей группе следующее. Понесете раненых до озера Тухкаярви. Это недалеко — шесть километров. Мы там были позавчера. На озере надо быть не позже двадцати трех часов. Ночью прилетит самолет. Будете ждать его до тринадцати часов завтрашнего дня. Если по каким-либо причинам самолета не будет, понесете раненых до поселка Услаг. Пойдете по старой тропе — Шунгин с маршрутом знаком. Вам навстречу выйдут пограничники. Какие есть вопросы?

— Раненых отправим на самолете, а нам самим куда? — спросил Пянтин.

— Все вы возвращаетесь своим ходом в Сегежу и поступаете в распоряжение командира отряда «Красное знамя» Введенского.

И тут Чуткин решился, сделал шаг вперед.

— Можно, товарищ комбриг?

Григорьев вгляделся и кивнул:

— А-а, это ты, Чуткин… Что у тебя?

Он помнил его по шокшинской разведке и по всей той истории, о которой и сейчас трудно вспоминать без улыбки.

— Товарищ комбриг, разрешите мне с бригадой… Я могу. Я последние дни хорошо шел. — Вася сам испугался своей смелости и привычно загнусавил: — Чё, я хуже других, чё ли… Я вон только разошелся, а тут назад…

Комбриг смотрел на Васю, щурился и уже не скрывал улыбки.

— Попова ко мне, быстро,— приказал он связному.

К счастью, Попов оказался поблизости. Минутку они вполголоса посовещались, поглядывая на Васю, и Григорьев приказал:

— Чуткин, возвращайся в отряд… Только если отставать будешь, палкой погоню, понял? Ну, остальные распределяйтесь по носилкам и трогайтесь. Шунгин, назначь наблюдателей по сторонам. Счастливого пути!

Григорьев подошел к носилкам, попрощался с ранеными разведчиками, сказал им несколько ободряющих слов и пошел к штабу. До выхода бригады на север оставалось менее получаса.

Глава четвертая

По воспоминаниям Надежды Лазаревой

(с. Ладва, 20 февраля 1971 г.)

…Как это случилось тогда? Нет, забыть-то оно не забылось, хоть и прошло почти тридцать лет. Такое как забудешь, только вспоминать да рассказывать тяжело.

Попрощались мы с комбригом, ребята встали по четверо к носилкам и пошли. Бригадный врач Екатерина Александровна Петухова проводила нас до постов, сунула напоследок еще один пакет с сульфидином: «Девочки, у Кузнецова жар начинается, поите его почаще!» Да, с нами шла еще третья девушка — переводчица Аня Кемова.

Поначалу все было хорошо. Первый отдых сделали, когда прошли с километр или даже больше. Хотя кто их считал, эти километры… Посидели минут десять и дальше тронулись. А потом и началось… Только тот, кому хоть раз довелось тащить летом по лесу на носилках раненого человека, и может понять, какое это тяжкое дело! Поднимут ребята носилки, протащат шагов сто — двести и, обессиленные, чуть не падают на землю. И так тяжело, а тут смотри, чтоб не оступиться, не грохнуть наземь ношу. А там ведь не мешок какой — живой человек, да еще с перебитыми ногами, ему каждый толчок — мука нестерпимая.