За черным соболем - [30]
Напрягая все силы, я поплыл к берегу. Чуть ниже по течению мелькала голова и руки Авдеева. Он был без шапки и старательно боролся с водой. Мимо меня проносило беспомощно барахтавшегося в воде Софронова. Как и большинство эвенков, он не умел плавать, и его держала на воде лишь туго подпоясанная меховая оленья куртка.
Не раздумывая, я ухватил его за воротник и, используя силу течения, стал подгребаться левой рукой к берегу. Вскоре нас вынесло на мелководье, ноги коснулись камней. Едва держась на ногах, мы на четвереньках выползли на галечную отмель. Батракина нигде не было видно: видимо, он обо что-то ударился и сразу пошел ко дну.
На наши голоса из кустов выскочили наши мокрые собаки, которых вынесло ниже нас. Отряхиваясь от воды, они закрутились вокруг, жалобно повизгивая от холода. Мороз леденил на них облепленную снегом шерсть.
Теперь только большой жаркий костер мог спасти нас от стужи, вернуть нам бодрость и силу. Но прежде нужно было отыскать Батракина, извлечь из воды хотя бы часть утопленного имущества. К нашему ужасу, ни у кого не нашлось сухих спичек. У проводников они были не защищены и вымокли, а мои, хоть и в упаковке, настолько отсырели, что не загорались. До ближайшего жилья охотников было не менее двадцати километров. После короткого совещания решено было идти на поиски зимовья, без которого гибель наша была неминуема.
Сгущались сумерки. Раздвигая плечами густой ивняк и утопая в рыхлом снегу, мокрые, в несгибающейся одежде брели мы берегом реки, напрасно подавая голос. Все еще надеялись найти Батракина, которого вода могла вынести к берегу где-нибудь ниже места нашей катастрофы. Полное безмолвие тайги было нам ответом. Грозно шумела вода. Мы боялись холода, но страшнее его оказались не темнота, не лесные трущобы, а протоки и впадавшие в Зею ключи и небольшие речки. Не скованные морозом, они чернели на нашем пути, как раскрытые холодные могилы. Их нельзя было обойти, и мы с дрожью и каким-то внутренним ужасом лезли в воду. Успевшая при движении согреться мокрая одежда снова стискивала ледяными тисками уставшее тело. Впереди брел Авдеев. За ним, еле поспевая, шел я. Софронов замыкал шествие. Пройдя, вернее, пробежав около десяти километров, мы остановились перевести дух, но мороз тут же стал подступать к самому сердцу и заставил нас бежать дальше. В полночь с расцарапанными в кровь лицами и руками мы вышли к берегу довольно широкой реки, впадавшей в Зею. Пускаться вплавь через такую преграду было бесполезно: силы были на исходе, к тому же один из нас вовсе не умел плавать.
- Огонь! - с тоской в, голосе прохрипел Авдеев.- Надо развести огонь!
Ощупью нашли сухой пень, разворотили, сколько возможно, его руками и, наставив в него винтовку, я пять раз подряд в упор выстрелил. Пень не загорелся. Отчаяние овладело мной. Все кончено, я готов был сдаться и, дрожа от озноба, скорчился в клубок и бессильно опустился на землю.
- Бездымный порох,- донеслось до меня.- Был бы черный - зажгли бы!
- Дай-ка я еще попробую,- услышал я голос Авдеева, и он вытащил у меня из-за пазухи отсыревшие спички.
Выстрелив три раза подряд, он положил в горячий ствол винтовки две спички и прикрыл его пальцем. Продержав их там минут пять, а мне казалось, что до бесконечности долго, он осторожно вынул одну из них и дрожащими скрюченными от холода пальцами чиркнул ею по терке.
ВЫНУЖДЕННАЯ ОСТАНОВКА
Спичка чиркнула раз-другой. Затаив дыхание, мы ждали. Теперь от этих двух спичек зависело наше спасение. Авдеев перевел стесненное дыхание и чиркнул посильнее. Головка сначала задымилась, зашипела и вспыхнула. К слабому трепетному огоньку он приблизил кусочек сухой смолы, снятой у занесенной водой ели. Огонек, как бы раздумывая, ощупал смолу, потом затрещал, окреп и стал облизывать сухие тальниковые прутики. У нас был огонь. Мы были спасены.
Сухих дров было мало, а у нас не было топора, чтобы срубить большое дерево, и остаток ночи мы провели у дымящегося костра. Он не мог просушить зимнюю одежду, не мог обогреть как следует, мы дрожали от холода, но уже за то, что не погибли от стужи, просушили спички, и то спасибо.
Никто не хотел говорить, все сидели подавленные, не в силах сомкнуть глаз.
Утром снег прекратился, и мы решили идти по берегу реки, преградившей нам путь, в надежде найти какое-нибудь зимовье охотников. Всех мучил голод. Наши продовольственные запасы утонули, и вся надежда была на мой карабин.
Стоило отойти от огня, как холод сковывал все тело. Только быстрая ходьба могла нас согреть.
Собаки рыскали по сторонам. Старый охотничий пес Верный подал голос, к нему присоединился Кирька. Я побежал к ним. Они действительно нашли дичь, но какую! Словно понимая, что нам не до выбора, они облаивали белку, на которую в другое время не обратили бы внимания. Серый пушистый зверек с черным, больше туловища, хвостом и кисточками ка ушах с сердитым цоканьем взбежал на березку. Помахивая пушистым хвостом, белочка ударяла лапками по ветке и рассматривала собак, глядевших на нее голодными и жадными глазами. После выстрела зверек подпрыгнул и, кувыркаясь в воздухе, полетел на землю. Верный не дал ему упасть - схватил на лету зубами. Я крикнул на него, и он отдал его мне, несмотря на то, что был голоден.
