Субботин пытался его разговорить и, потеряв всякую надежду, выложил о звонке Тайсона. Это известие вновь подкинуло Замполита с «постели».
– Только не надо на меня мокруху вешать! – заорал он и, словно в плохом детективе, потребовал прокурора, но Субботин пропустил мимо ушей его требование и, ни слова не говоря, покинул камеру.
«Все, что мог, я сделал, а других вариантов нет», – убедил он себя и вернулся в кабинет, где, отключив замполитовский мобильник, прикорнул на диване.
Через полчаса его поднял на ноги звонок дежурного.
– Георгий Николаевич, тут у меня какой-то мужчина на проводе, вас спрашивает, – доложил тот. – Переключить?
– Давай, – согласился Субботин, и дежурный щелкнул на пульте тумблером.
– Георгий Николаевич? – уточнил у Субботина незнакомец.
– Да. А вы кто?
– Доброжелатель, – усмехнувшись, на звался звонивший, но Субботин узнал по голосу Диму Холуйского и переспросил:
– Дима, ты?
– Я же сказал, доброжелатель, – повторил собеседник, – Сообщаю, что все «рыльские» бандиты находятся на даче в Комарове. Поэтическая улица, дом 40. Они там заложника держат.
Субботин ощутил хорошо знакомое каждому сыщику состояние азарта и от нетерпения заерзал на стуле.
– Сколько их? – быстро уточнил он.
– Человек восемьдесят, но все «нарытые» в умат, – объяснил Дима и с ухмылкой напутствовал: – Так что дерзайте, может, медалями наградят.
Субботин уже готов был предупредить его о грозившей опасности, но последние слова и, главное, тон задели майора за живое, и он, подавив в себе возникшее желание, промолчал…
А через сорок минут, щелкая оружейными затворами и надевая бронежилеты, в кабинетах угрозыска возбужденно галдели вызванные из дома опера, готовившиеся под патронажем Ковалева к марш-броску на Карельский перешеек.
Субботин к тому времени успел связаться с дежурным по ОМОНу, обрисовать ему ситуацию и заручиться силовой поддержкой. Свое же руководство во избежание лишних недоразумений он беспокоить поостерегся.
Около четырех ночи две заполненные операми машины остановились за Троицким мостом, напротив памятника «Стерегущему». Там их дожидались автобус с сорока омоновцами и предназначенный для перевозки заключенных огромный фургон.
Субботин выбрался из «Жигулей», а с подножки автобуса спрыгнул к нему коренастый, невысокого роста капитан в вязаной шапочке и зимней камуфляжной куртке. Вдвоем они перекурили на морозном воздухе, согласовали дальнейший маршрут, и ведомая Субботиным колонна покатила по освещенным полной луной безлюдным улицам.
Через час, не доезжая до указателя «Комарово», машины затормозили у железнодорожного переезда, и дремавший всю дорогу Ковалев направился к будке стрелочника. «На недельку до второго я уеду в Комарове…» – шутливо пропел ему вслед один из оперов – Толик Филимонов, – и это оживило молчавших всю дорогу пассажиров «уазика».
Ковалев вернулся, объяснил куда двигаться, и колонна медленно вползла в пределы курортного поселка, бывшего некогда источником вдохновения для нескольких поколений творческой интеллигенции. «Со вкусом местечко выбрали, – разглядывая в окошко еще хранившие былую роскошь двухэтажные дачи, подумал Субботин о „рыльской" братве. – К культуре, сволочи, приобщаются».
Покружив между запорошенных снегом участков, автомашины остановились вблизи Поэтической улицы. Далее следовало идти пешком.
Засидевшиеся без движения омоновцы высыпали из автобуса и принялись энергично разминаться, а по возвращении разведчиков, наткнувшихся метров через двести на «рыльский» дом, вытянулись в цепочку и, поддерживаемые субботинскими операми, под прикрытием заборов приблизились к бандитскому логову.
Их взорам предстал огромный двухэтажный особняк с балконом и двумя застекленными верандами, окруженный металлической оградой, высоченными соснами и дюжиной «рыльских» иномарок. Свет в окнах отсутствовал, и лишь на меньшей из веранд тускло горела лампочка.
– Охрана, наверное, – шепнул Субботин капитану. – Надо бы ее снять по-тихому, меньше беготни будет. А там, видимо, баня, – указал он на строение в глубине участка. Из трубы вился легкий дымок.
Капитан согласно кивнул и, повернувшись к своим парням, показал им расстопыренную пятерню. Тут же по его знаку первая пятерка отделилась от головы войска и обступила командира.
Получив от него указания, бойцы ловко перемахнули через ограду и подкрались к освещенной веранде. Старший группы осторожно заглянул внутрь и от удивления еле слышно присвистнул. Высунув на крыльцо ногу в огромном валенке, один из «рыльских» караульных растянулся прямо на полу веранды среди тарелок с объедками и пустых бутылок. Второй, облаченный, как и первый, в тулуп и валенки, сочно храпел, развалившись в шезлонге.
– За порог, бедняга, запнулся, – улыбнувшись, тихо сказал старший. – Пусть пока дрыхнут.
Оставив до поры до времени безобидную] охрану, омоновцы скрытно переметнулись к бане, где через маленькое оконце им открылась еще более живописная композиция из множества свежевымытых тел, опорожненных бутылок и березовых веников.
После полученной от разведчиков информации капитан подал команду, и участники операции вторглись в частные «рыльские» владения, окружив дом и баню.
