За Байкалом и на Амуре. Путевые картины - [2]

В то время много погибло бурятских юрт, крупного и мелкого рогатого скота и самих бурят, кочевавших со своими стадами по берегам Байкала.

Во время этого землетрясения в Иркутске сами собой звонили колокола; в одном селении провалился купол церкви; в деревнях, близ Байкала, много свалило и поломало изб; из глубоких колодцев исчезала вода и вместо нее выбрасывало вверх песок и гальку.

В заключение всего, это землетрясение оставило по себе в воспоминание новое озеро: верстах в 25–30 от р. Селенги образовался провал земли верст в 20–25 в длину и ширину, на этом месте выступила вода и с того времени это новое озеро все более и более увеличивается.[1]

На Байкале, кроме нескольких незначительных островов, есть остров Ольхон, населенный бурятами. Он имеет до 60 верст длины и до 12 ширины. Живущих на нем бурят, по рассказам, есть до 1000 семей; занимаются они рыбною ловлей, звероловством и имеют значительное скотоводство.

Я никогда не бывал на этом острове, но по описаниям бывших на нем, — вид его чрезвычайно красив, и красота эта дикая, печальная и однообразная. Голые скалы торчат из-под вод Байкала, на них гнездится серый орел, хищник бурятских овец; в полях кочуют буряты; по камням лениво ползает бескрылая зеленая стрекоза; чайки и гагары одиноко сидят по утесам над своими гнездами, выжидая добычи из моря. Везде, куда ни посмотришь, камни да камни, и кругом все как-то безжизненно, пусто и дико; Святое море однообразно и печально шумит, гремучий вал его бьется об утесы и выкатывает округленные зерна лунного камня, имеющего синевато-белый цвет и радужный отлив.

Кроме этого камня, говорят, выбрасываются из озера обломки желтоватого опала, зерна кварца, горного хрусталя, куски зеленой и красной яшмы, темно-коричневого порфира, бледно-зеленого аквамарина, изумруда и проч. и проч. Из утесов местами вытекает морской воск и естественное купоросное или горное масло. Это последнее в особенности добывается бурятами вблизи одного улуса, называемого Курма, и в скалах тажерянских. На склонах, обращенных к баргузинской или турканской стороне, встречаются глинистые железные руды.

Вода Байкала холодная, пресная и при тихой погоде прозрачная почти на девять сажен глубины; она содержит в себе, по химическим исследованиям, несколько растворенной извести.

Морской воск в тихую погоду плавает по поверхности воды, а во время бурь выкидывается на берег от верхней Ангары на юго-восточную сторону Байкала. Вид этого воска темно-коричневый. В музее императорской Академии наук есть кусок его, доставленный, кажется, Палласом в 1770 году. Он называется иначе — асфальт; в Сибири он мало известен и только около Байкала старухи-знахарки лечат им больных. Как они открыли в асфальте свойства исцелять человеческие немощи, на чем основали это открытие — Бог знает, а говорят, лечение это действительно оказывает пользу в ревматических болях.

Прибрежные жители до сей поры не могут придумать, что бы им делать с байкальским асфальтом; для освещения он неудобен тем, что при горении отделяет очень много дыма, а более применить его не знают к чему. Иногда какой-нибудь самородок химик из туземцев смотрит на растопленный асфальт и толкует своим товарищам, что этот асфальт есть тот, значит, самый керосин, который американцы приготовляют. Товарищи сомнительно покачивают головами, химик доказывает и обещает в будущем от байкальского асфальта большие барыши. Но химические опыты туземного химика на том и оканчиваются[2].

Другое дело горное масло. Оно употребляется с большою пользой при лечении простых и кровавых поносов у людей, в повальных болезнях у скота и, кажется, вполне может заменять купоросную кислоту и масло; но, к сожалению, собирается оно в весьма малом количестве и потому продается от 4 до 5 рублей за пуд.

II

Во время моего продолжительного пребывания в Забайкальской области, мне много раз случалось переезжать Байкал во все времена года.

В первый раз я отправился из Иркутска в Забайкалье осенью в 1859 году. В холодный и ветреный день подъезжала моя повозка к Лиственничной пристани. Был ноябрь в половине, время, в которое байкальские пароходы, старый ветеран Байкала «Наследник Цесаревич», впоследствии так печально окончивший свое существование, и два новых: «Генерал Корсаков» и «Граф Муравьев-Амурский», — оканчивали свои обязательные рейсы и плавали по озеру смотря по погоде и по количеству грузов, следовавших через Байкал.

Несмотря на 25° мороз и на позднее время осени, река Ангара не была еще покрыта льдом, — над ней носился густой пар и, широко расстилаясь в морозном воздухе, обдавал собою мою повозку и замерзал снежными пылинками на платье. Мы подвигались вперед, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз по каменистым холмам горной подошвы; чем ближе подъезжали мы к Лиственничной пристани, тем холоднее и порывистее дул ветер, тем яснее долетал до нашего слуха глухой шум волн Байкала. Вдали показалось небогатое прибрежное село, с деревянною церковью, послышался стук топоров: на берегу шла работа, строили судно; ехали далее и опять видели строящиеся суда; у берега стояли тоже суда, короткие, высокие, имеющие замечательно уродливую форму. Поморы называют их «кораблями», несмотря на то, что эти корабли хуже самого последнего волжского судна.