Глава четвертая
Замкадье и Москва
Я закончил отчёт. Дважды перечитал написанное. Распечатал и переписал ещё раз. Нашёл три грамматические ошибки и четыре пунктуационные. В пунктуационных я не был уверен, но на всякий случай исправил и их. Потом распечатал текст ещё раз и расписался.
У Даулетдиновой был пунктик на почве грамотности. Она могла вернуть отчёт, нормальный хороший отчёт, исчирканный красной ручкой и с припиской «Вы нерусский или учились в девяностые?» Вот не зря говорят, что самые яростные поборники русского языка получаются из знающих его в совершенстве нерусских. И ведь даже не возразишь ничего, сама Даулетдинова язык учила в Махачкале, причём именно в девяностые.
Вот что ей стоило пойти не в полицию, а в педагогический институт? Была бы министром образования…
– Денис.
– Михаил? – со вздохом спросил я, поворачиваясь.
Кваzи, уже минут десять терпеливо дожидающийся, пока я освобожусь, посмотрел на часы. Часики у него были старые, механические. Если бы кваzи были способны на позёрство, то я бы решил, что это часть его образа, вместе с потёртыми костюмами и старомодными галстуками.
– Ты хочешь проветриться.
Я наморщил лоб.
– Погоди-ка. Мне показалось, что я не услышал в твоём предложении вопросительной интонации.
– Её там и не было. Я не спрашивал, я информировал.
– «Что, мама, замёрз? Нет, хочешь кушать», – со вздохом процитировал я древний анекдот.
Впрочем, возможность прикрыться кваzи с его особыми полномочиями от бумажной работы была слишком соблазнительна.
Я занёс отчёт царице (повезло, её в кабинете не было) и пошёл за Михаилом. Когда во время задания кто-то гибнет, то количество отчётности вырастает на порядок. Повезло, конечно, что погибший не был полицейским. Но зато он возглавлял церковное подразделение, занимавшееся восставшими, а это тянет как минимум на генеральский пост.
Даже в машине я старался не задавать вопросов, надеясь, что Михаил сам снизойдёт до объяснений. Старался, пока не понял, что мы едем к Склифу.
– Да ладно, – сказал я. – Только не говори мне, что Пётр выжил и в реанимации.
Михаил косо посмотрел на меня.
– Чёрный юмор, – согласился я. – Мне очень его жаль. Он вообще герой как-никак. Но работа такая, поневоле черствеешь и прикрываешься бронёй иронии от потери боевых товарищей.
– У вас двое погибших в отделении за десять лет, – сказал Михаил. – И то лишь один погиб от восставших. Не сваливай на восставших своё дурное воспитание.
– О Господи, – вздохнул я. – Ещё мне кваzи мораль не читали. Мне жаль Петра! Мне очень его жаль!
– Ты ведь не веришь в Бога, – сказал Михаил.
– Да. Нет. Не верю. Это фигура речи.
– А он всё-таки искренне верил, хотя я поначалу сомневался, – сказал Михаил.
– Он был в таких чинах, и ты сомневался? – поразился я.
– Ты бы знал, Денис, как много людей отстаивают и защищают то, во что на самом деле не верят.
Я пожал плечами. Переспорить кваzи – всё равно что переспорить кого-нибудь в интернете.
– Так зачем мы в Склиф? – спросил я.
– Мы не в Склиф, – наконец-то пояснил Михаил. – Там ближайшая вертолётная площадка, к тому же там подхватим врача, это удобно. Наши сообщили, что нашли группу людей под Вологдой. Похоже, движутся с северов, откуда-то из-под Архангельска. Надо их встретить, выяснить, кто и что. Для этого нужны кваzи и человек.
– Вертолёт ваш? – спросил я.
– Наш, – останавливая машину, сказал Михаил.
Впрочем, я это уже и сам понял. Никакой особой раскраски на древнем Ми-2 не было, но на наших вертолётах, даже лёгких, всегда было оружие. Хотя бы пулемёт в открытой двери.
Только кваzи позволяли себе повсюду передвигаться безоружными.
– А зачем там врач? – спросил я, когда мы пошли к вертолёту. При нашем появлении пилот включил двигатели, и винты дрогнули, начиная раскручиваться.
– Вдруг придётся эвакуировать раненых? – спросил Михаил. – Как я понимаю, они шли долго. Очень долго. И с боями.
У меня вдруг возникла неожиданная и нелепая мысль.
– Уж не хочешь ли ты сказать, – спросил я, – что они не имели контактов с цивилизацией со времён катастрофы?
– Хочу, – просто ответил Михаил.
Пятьсот километров – расстояние немалое, на пределе дальности для старичка Ми-2. Да и для любого другого вертолёта, если уж на то пошло.
Я осознал это где-то через полчаса после взлёта и спросил Михаила, перекрывая грохот моторов:
– А как обратно? Как обратно-то полетим?
– У колонны есть бензовозы, – ответил Михаил. – А если не поделятся горючкой, то нам подвезут из Вологды, там есть форпост. В крайнем случае будем добираться пешком.
Кажется, он не шутил. Уточнять я не стал – сосредоточился на пейзаже за окном.
Вертолёт летел над дикими землями, где обитали только восставшие. Дремали в сонном забытьи, бродили по полям и лесам, охотясь на мышей, кошек, одичавших собак и прочую живность. Впрочем, говорят, несмотря на восставших, в стране расплодилось множество зайцев, лис, волков. Восставшие оказались для них куда меньшим врагом, чем живые люди.
Временами мы пролетали над возделанными полями. Иногда они были безлюдны, иногда на них работали восставшие под присмотром кваzи. Конечно, ни о каком животноводстве речи идти не могло. Но простейшие работы по вспашке полей и уборке зерновых восставшие могли выполнять. Всё, что требовало интеллектуальных усилий, приходилось на долю кваzи, но в сельском труде хватает однообразной механической работы. Можно использовать трактор или культиватор. А можно – восставших, если вы способны ими управлять.