И было это так нелепо и ужасно, что мы замерли, глядя на её приближение.
– Стоять! – сказал Михаил, выставив вперёд руку. – Стоять!
Девочка начала тормозить. Её утробное урчание и стук зубов сменились тихим поскуливанием.
– Стоять! – повторил Михаил.
Девочка встала, покачиваясь. На ней были пижамные штаны и рваная рубашка. Обувь, похоже, восставшим не полагалась.
– Сядь! – сказал Михаил.
Девочка взвизгнула, будто от боли, и села на бетонный пол.
– Она очень сильная, – сказал Михаил, и я понял, что речь не о несчастной маленькой восставшей. – Как же я не почувствовал сразу…
Он наклонился над девочкой и стянул ей руки и ноги пластиковыми хомутиками. Положил на пол, провёл ладонью по коротко стриженным волосам.
– Лежи. Не шевелись. Спи.
Уснула она или нет – не знаю. Но лежала тихо, даже когда мы проходили мимо.
– Тут где-то уже есть камера наблюдения, – печально сказал Пётр. – Боюсь, нас заметили… Виктории необходимо лично отдавать восставшим приказы?
Михаил покачал головой:
– Нет. Словесное проговаривание лишь помогает более чётко оформить мысленный приказ.
– Так вы всё-таки телепаты! – торжествующе сказала Анастасия. – Вы же отрицаете это!
– Мы не телепаты, – запротестовал Михаил. – Мы не читаем мысли. Мы можем управлять восставшими, но все – в разной мере. И мы не знаем, как это работает. Может быть, феромоны.
– А может быть, фермионы, – невесело пошутила Анастасия. Оглянулась на девочку. – Батюшка, а всё-таки дырявые одежонки – нехорошо.
– Они рвут любую одежду за неделю, – ответил Пётр. И тут же вздохнул: – Прости, девочка. Но мы и впрямь не так богаты, как думают в народе.
– Приближаются, – внезапно сказал Михаил. – Я чувствую… – Он вдруг снял с плеча дробовик. Помедлил секунду и добавил: – Если их больше пяти… нет, больше четырёх… стреляйте.
Их было два десятка.
Два десятка восставших вынеслись из дверей лаборатории микробиологии. Я увидел их и порадовался только одному – что среди них не было детей.
А потом мы начали стрелять.
Даже Михаил не пытался воздействовать на восставших своими феромонами или фермионами. Пожалуй, единственное, чем от нас всех сейчас воняло, – это страхом.
Восставшие были сильными, крепкими и, похоже, недавно хорошо отобедавшими. Часть неслась на нас скачками на четвереньках, часть бежала – хорошо так, по-спортивному. А двое перемещались прыжками от стены к стене под самым потолком.
Никогда не думал, что это возможно.
В прыгунов по стенам я даже не стал целиться: увидел, что по ним работают Пётр и Михаил. Я принялся палить вдоль коридора, в основную массу восставших. С секундным запозданием принялась стрелять и Анастасия. Кажется, она вначале искала в толпе знакомые лица.
Дробь не убивала восставших, боли и страха они не чувствовали. Но попадания нарушали в мёртвых телах что-то заменяющее им жизнь. Одному восставшему кучно пришедшимся зарядом дроби разнесло всё лицо – и он закрутился на месте, слепо молотя руками и сбивая соседей. Другому выстрелом перебило колено, он упал и пополз. Остальные замедлили свой бег.
Пётр тремя выстрелами начисто разнёс одному из прыгунов голову. А вот это уже всё, окончательно и бесповоротно. Тело какое-то время будет существовать, может быть, даже пытаться ползать, а потом окончательно сдохнет.
Михаил всадил в своего прыгуна уже четыре заряда дроби. Но так и не добил – голова была цела, ноги и руки действовали, он приблизился совсем уж опасно близко.
Я выхватил мачете и, когда тот прыгнул уже не от стены к стене, а на нас, ударил его по голове. Странно, но хотя я и Пётр были ближе, но восставший прыгал на Михаила. На кваzи, который не являлся для него пищей, а был хозяином!
Разнести восставшему череп – не проще, чем человеку. Но я бил от души, а к моему удару добавилась сила его прыжка. Восставшему развалило голову напополам, от макушки к шее. Он рухнул к моим ногам, забился в агонии, скребя руками пол. Я ещё раз ударил мачете, теперь – по шее. Голову пинком отправил в наседающих восставших – один из них ловко поймал её, остановился, не то осматривая, не то обнюхивая. Увы, этот деликатес его не заинтересовал. Я воткнул мачете в затихающее тело под ногами и снова взялся за дробовик.
Восставшие были совсем уже близко. Их остался десяток.
Двумя последними патронами я удачно уложил двоих – одному снёс голову, другого остановила дыра в животе, даже для восставшего это было слишком сильное повреждение.
Рядом грянуло ещё несколько выстрелов, и нападавших осталось пятеро. Времени менять магазины не было – Пётр принялся стрелять из пистолета, несколько раз выстрелила и Анастасия. Я вынул из тела под ногами мачете и изготовился к рукопашной.
– Стоять!
Михаил чуть вышел вперёд.
– Стоять! Сесть! Сесть!
Оставшиеся на ногах восставшие, поскуливая, уселись. Те, кто был ранен, тоже попытались сесть.
– Ко мне! Всем идти ко мне! – Михаил, как гамельнский крысолов, зашёл в одну из пустовавших камер (всё-таки называть эти бетонные каморки палатами я не мог). – Ко мне!
Восставшие смирились.
Кто-то шёл, кто-то полз, кто-то дёргался, пытаясь выполнить приказ. Михаил загнал всех восставших в камеру, несколько самых израненных затащил туда же за руки и за ноги. Потом закрыл стальную дверь. У неё был электронный замок, но снаружи имелся и простой засов. Его Михаил и задвинул.
