Южный ветер - [159]
Именно на этой почве между прозой Нормана Дугласа и «проектом» модернистов обнаруживаются параллели, точнее, общая стерновская традиция «сентиментального путешествия». Вот как Дуглас определял жанр путевых заметою «Сдается, что читатель вправе рассчитывать не только на чисто внешнее путешествие, описание пейзажа и прочее, но и на внутренний, сентиментальный, если хотите, душевный вояж, разворачивающийся параллельно туристической поездке. В идеале такая книга предлагает нам тройную перспективу — знакомство с неизвестной страной, авторским взглядом на вещи и с тем неведомым, что скрыто в нас самих. Писатель должен иметь поистине бездонный ум, свою жизненную философию (не обязательно выработанную им самостоятельно, независимо от чужого мнения, хотя это всегда здорово) и еще смелость заявить о своей позиции и предложить ее на суд читателя. Писатель должен быть наивным и вместе с тем глубоко зрелым, в нем должны уживаться ребенок и мудрец». Эту двойную перспективу особенно ценили в прозе Дугласа модернисты.
Например, Литтон Стречи полагал, что Дуглас блестяще справился с трудной задачей: за калейдоскопом ярких типов, деталей быта, событий, выявить некий внутренний стержень, создать на эссеистичном, «гобеленном» пространстве романа емкое и целостное впечатление. «Не перестаешь поражаться», — отмечал в письме Дугласу Стречи, — «бесконечной игре фантазии, притом что общее впечатление — донельзя емкое и целостное. Большая редкость, скажу я вам, в наше-то худосочное время встретить эдакие молочные реки. У вас всего через край: энциклопедической учености, юмора, художественности, философской глубины, и что поразительно — понимаешь, что все это — лишь верхушка айсберга».
Вирджиния Вулф в рецензии на роман Дугласа отметила другое достоинство: ей импонировала смелость, с какой автор «Южного ветра» пренебрег литературными условностями, чтобы полнее выразить неуловимое, ускользающее в поведении и образе мыслей своих героев. Для модерниста то было ценным свидетельством первых шагов новой литературы, освобождавшейся от старых схем. Но та же Вулф со свойственной ей прозорливой осторожностью высказывала и сомнение: а так ли уж нов и значителен Дуглас? При этом она оговаривалась: за книгой Дугласа видны литературные предшественники в лице Томаса Пикока и Оскара Уайльда.
Вулф точно определила литературный адрес: «Южный ветер» вышел из европейской прозы конца XIX века. Критики 1920-х годов упорно не хотели замечать того, что сам Дуглас назвал главной сюжетной интригой романа в другой своей книге — «Наедине»: «В «Южном ветре» нет ничего, кроме сюжета. Как заставить епископа оправдать преступление? В этом и состоит сюжет романа». Для писателя, который в семилетием возрасте пережил духовный кризис, сказав себе: — «Бога нет, Бог умер», главной дилеммой оставались все-таки вопросы взаимоотношений между институтом церкви, общественной моралью и поведением обыкновенного человека, часто расходящегося с догматами веры и правилами, принятыми в обществе. А это, согласитесь, проблематика споров конца XIX века. Роман Дугласа — во многом произведение fin-de-siicle.
Принадлежность романа к европейской литературе «конца века» может послужить — несколько неожиданно — и объяснением того, почему роман перевели на русский язык не раньше не позже, а именно сейчас. Разумеется, никто не возьмется с точностью сказать, по какой причине «Южный ветер» Нормана Дугласа не переводили и не издавали в России. Скорей всего, по незнанию или из-за идеологической зашоренности. Можно предположить, что присущий Дугласу и его роману гедонизм, а также странные русские «типажи», чем-то напоминавшие дореволюционных «Распутиных», смущали советских — «англистов». На самом же деле, в романе Дугласа есть что-то от ежесотлетнего finde-sii’cle. И если прав Умберто Эко, говоря, что каждая эпоха завершается постмодернизмом, «парадом» накопленных за столетие идей, то русский перевод — «Южного ветра», впервые предпринятый в конце 90-х, на излете русского постмодерна, выглядит вполне логичным и закономерным явлением.
Роман-комментарий, роман-архив, роман-музей, роман-энциклопедия «Южный ветер» Нормана Дугласа, похоже, окажется созвучен интересам российского читателя.
Наталья Рейнгольд
ББК 84 (4 Вел)-44
Д 80
Составление серии, вступительная статья и комментарии Натальи Рейнгольд
Макет и художественное оформление Андрея Рыбакова
Дуглас Норман. Южный ветер: Роман / Пер. с англ. С. Ильина; вступ. статья, коммент. Н. Рейнгольд. — М.: Б.С.Г-ПРЕСС, 2004. — 527 с. — (Post Factum)
ISBN: 5-93381-147-5
© С. Ильин, перевод. 2004
© Н. Рейнгольд, вступ. статья, комментарии. 2004
© А. Рыбаков, оформление, 2004
© «Б.С.Г-ПРЕСС» издание на русском языке, 2004
Норман Дуглас
Южный ветер
Директор издательства А. Гантман
Ответственный за выпуск Т. Бердикова
Корректор Л. Карпова
Художник А. Рыбаков
Компьютерная верстка С. Розов
Подписано в печать 20.08.2004. Формат 84 х 100 >1/>32
Бумага ВХИ 65 г. Гарнитура «Гарамон»
Печать офсетная. Усл. печ. л. 25,67 + вкладка = 26,45
Тираж 5 000 экз. Заказ № 4292
И.Т.Д. Б.С.Г.-ПРЕСС
109147, Москва, ул. Большая Андроньевская, 22/31
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.
«Избранное» классика венгерской литературы Дежё Костолани (1885—1936) составляют произведения о жизни «маленьких людей», на судьбах которых сказался кризис венгерского общества межвоенного периода.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
«Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском» — книга Евдокима Тыртова, в которой собраны воспоминания современников русского императора о некоторых эпизодах его жизни. Автор указывает, что использовал сочинения иностранных и русских писателей, в которых был изображен Павел Первый, с тем, чтобы собрать воедино все исторические свидетельства об этом великом человеке. В начале книги Тыртов прославляет монархию как единственно верный способ государственного устройства. Далее идет краткий портрет русского самодержца.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.
Свой единственный, но широко известный во всём мире роман «Вели мне жить», знаменитая американская поэтесса Хильда Дулитл (1886–1961) писала на протяжении всей своей жизни. Однако русский читатель, впервые открыв перевод «мадригала» (таково авторское определение жанра), с удивлением узнает героев, знакомых ему по много раз издававшейся у нас книге Ричарда Олдингтона «Смерть героя». То же время, те же события, судьба молодого поколения, получившего название «потерянного», но только — с иной, женской точки зрения.О романе:Мне посчастливилось видеть прекрасное вместе с X.
Герой романа, чьи жизненные принципы рассыпаются под напором действительности, решает искать счастья в чужих краях. Его ждет множество испытаний: нищета, борьба за существование, арест, бегство, скитания по морям на пиратском судне, пока он не попадет в край своей мечты, Южную Америку. Однако его скитания на этом не заканчиваются, и судьба сводит его с необыкновенным созданием — девушкой из подземного мира, случайно оказавшейся среди людей.
В этой книге впервые публикуются две повести английского писателя Дэвида Гарнетта (1892–1981). Современному российскому читателю будет интересно и полезно пополнить свою литературную коллекцию «превращений», добавив к апулеевскому «Золотому ослу», «Собачьему сердцу» Булгакова и «Превращению» Кафки гарнеттовских «Женщину-лисицу» и историю человека, заключившего себя в клетку лондонского зоопарка.Первая из этих небольших по объему повестей сразу же по выходе в свет была отмечена двумя престижными литературными премиями, а вторая экранизирована.Я получила настоящее удовольствие… от вашей «Женщины — лисицы», о чем и спешу вам сообщить.
Роман известной английской писательницы Джин Рис (1890–1979) «Путешествие во тьме» (1934) был воспринят в свое время как настоящее откровение. Впервые трагедия вынужденного странничества показана через призму переживаний обыкновенного человека, а не художника или писателя. Весьма современно звучит история девушки, родившейся на одном из Карибских островов, которая попыталась обрести приют и душевный покой на родине своего отца, в промозглом и туманном Лондоне. Внутренний мир героини передан с редкостной тонкостью и точностью, благодаря особой, сдержанно-напряженной интонации.